Понимающий метод философии как метод познания другого
Предмет
Тип работы
Преподаватель
Содержание
Введение
I.Глава. Метод понимания как метод постижения самого себя
1.1 сравнение метода объяснения и метода понимания
1.2 философия понимания Ф. Ницше
II.глава. Ключевые вехи в становлении и развитии метода понимания
2.1 противоположные точки зрения на взаимодействие человека и мира
2.2 антропологический поворот в философии И. Канта
2.3 основы философии понимания Локка Дж. Р. Р. Толкина
2.4 И. Фихте " каков человек, такова и его философия»
III.глава. Завершение обоснования метода понимания
3.1 к вопросу о методе понимания в философии
3.2 воля, чувства и идеи В. Дильтея
3.3 экзистенциальная коммуникация К. Ясперса
Вывод
Рекомендации
Введение
Через философствование человек пытается решить свои собственные проблемы и предложить их решение другим людям. Философия не только отражает мир, но и выражает определенное отношение человека к этому миру.
В нашей работе мы проанализировали специфику философских методов познания, сопоставив их . Мы рассматривали метод понимания не как единый метод, а как метод, по-разному проявляющийся в разных философских учениях. Мы проанализировали метод понимания, изучая философию В. Дильтея, К. Ясперса, Ф. Ницше, И. Канта, И. Локка, И. Фихте и др., но не нашли никаких попыток изучить метод понимания вообще - как универсальный метод антропологического философствования. Поэтому этот метод появляется и описывается под разными названиями, которые дают ему разные философы. Он называется герменевтическим методом, интуитивным методом, антропологическим подходом, методом "чувства" и т. д. Эти методы изучаются как разные методы, но их сравнительный анализ показывает, что у них гораздо больше общего, чем разных.
Актуальность темы. Проблема понимания активно обсуждается в западной философской литературе на протяжении полутора веков. Сама постановка проблемы понимания обязательно подразумевает признание другого как значимого и ценного субъекта, который будет продолжать сохранять свою инаковость в будущем и не будет вынужден отказаться от нее под влиянием насилия или идеологического влияния. В противном случае понимание теряет свой смысл. Какая польза от понимания того, что должно быть побеждено, преодолено, трансформировано, подавлено и подчинено?
Таким образом, только общество, построенное на принципе толерантности - или, по крайней мере, стремящееся реализовать этот принцип,-заинтересовано в понимании. Толерантность, в свою очередь, возможна только в демократическом обществе, которое допускает существование расхождений во мнениях, не подавляемых насильственно. При принятии важных решений и их реализации не всегда необходимо руководствоваться только рациональными соображениями, необходимо также вводить разум, устраняя заблуждения, укоренившиеся в области социальной и индивидуальной психологии. Необходимо не навязывать людям единый образ мышления, а, прежде всего, понимать те разнообразные мотивы, которыми руководствуются в своих действиях различные социальные субъекты. Такое понимание должно охватывать не только рациональные соображения, но и чувства, эмоции, под влиянием которых совершаются жизненные выборы.
В западной философии вот уже два столетия существует традиция понимания, которая противопоставляется научному объяснению. Эта традиция называет объяснение редукцией индивидуального-единственного к общему и повторяющемуся, то есть стремлением обнаружить в социальной сфере те же законы, которые физика раскрывает в физическом мире. Понимание, напротив, означает постижение уникального и неповторимого в его социокультурном контексте.
Понимание возможно только тогда, когда признается: личность не может быть принесена в жертву обществу, полнота человеческой жизни есть высшая ценность, а вся социальная организация, все социальные институты, в том числе и государство, являются лишь средством обеспечения этой полноты жизни.
В нашем исследовании мы попытаемся ответить на вопросы: Может ли метод понимания стать методом не только литературы и искусства, но и одним из методов философии как науки? Допускает ли понимание, полученное с помощью метода, научную проверку и строгое описание? Может ли философия использовать метод понимания, не теряя своего статуса?
Постановка вопроса о методе познания как универсальном методе антропологического философствования позволила бы проследить его генезис и выявить его первичную основу. Если аналогия уместна ,то "понимающую философию" можно сравнить с площадью солнца. Сегодня отдельно изучены только лучи. Следующим шагом должно быть изучение самой области, из которой исходят эти лучи, - должно быть показано, что эти лучи, при всех различиях между ними, являются лучами ядра Солнца – центра понимания. Но изучение Солнца неизбежно должно привести нас-в конечном счете - к изначальным истокам" понимающей философии", которые восходят ко времени возникновения философствования, к античности.
Целью нашей работы является исследование развития метода понимания, который используется антропологией как направление в философии нового и Новейшего времени, а также выявление социокультурных предпосылок его распространения.
Выбор такой цели требует выполнения ряда задач. Во-первых, необходимо определить социальные, экономические и культурные предпосылки философии понимания. Во-вторых, необходимо проследить связь между появлением метода понимания и антропологическим поворотом в философии на Западе. В-третьих, необходимо определить фундаментальные принципы философии антропологии как философии понимания, описать основные вехи ее развития, одним словом - показать метод понимания в его единстве и многообразии, как он представлен различными мыслителями нового и новейшего времени.
С поставленными целями и задачами мы выбрали следующую структуру. В первой главе мы рассматривали метод понимания как познание себя и понимание другого. При использовании метода понимания мы показали, что человек прибегает не только к рациональным аналогиям,но и к сопереживанию, сопереживанию, а тот, кто прибегает к методу понимания других, требует, чтобы эти другие его понимали. Мы сравнили метод объяснения и метод понимания. Мы показали практическое значение и ценность понимания для общества, изучая философию понимания Ф. Р. Толкина.Nietzsche. Смысл его рассуждений состоял в том, что неразрывная связь мысли, чувства и воли есть та энергия, которая побуждает действовать как отдельного человека, так и целый народ.
Во второй главе мы показали возникновение понимания как метода. Анализируя философию Локка, мы обнаружили, что метод понимания неотделим от принципа толерантности. Философия Канта показала нам, что следует изучать прежде всего человека, и только потом-картину мира, созданную с помощью его способностей. И. Кант, по сравнению с Локком, конечно, сделал значительный шаг вперед - и в этом смысле завершил антропологическую революцию. Этот шаг состоит в том, что причинность, закономерность, необходимость объявлялись не особенностями самого мира, а формами мышления человеческого разума. Мы изучали философию И. Г. Фихте , его тезис: "как человек есть, такова и его философия."
В третьей главе мы завершили обоснование метода понимания, показали, что Дильтей признает, что он продолжает традицию, восходящую к Локку и Канту, но стремится преодолеть ее гносеологическую односторонность. При изучении философии Ясперса мы выяснили, что, во-первых, должно быть уважение к человеческой личности, во-вторых, нельзя превращать человека в объект научного изучения и объект манипуляции. Ясперс применил метод понимания в психопатологии, а затем в историко-философских исследованиях. Мы показали, что метод понимания не может быть ограничен только этими областями знания.
Вывод из всего сказанного выше можно сделать следующий. Понимание как метод, как определенная стратегия философского исследования в настоящее время активно используется во всем мире для понимания собственных проблем. Необходимо изучить реальные истоки метода понимания, которые начинают складываться в Европе в той же, по сути, исторической ситуации, которую Россия переживает сегодня - в ситуации формирования рыночной экономики. Не в девятнадцатом веке, а гораздо раньше мы должны искать истоки этого метода - именно тогда, когда происходит отказ от строгого регулирования человеческой жизни порядками традиционного общества, когда начинают проявляться человеческая индивидуальность и свобода. Это основная гипотеза работы.
При анализе философии жизни, герменевтики, философской антропологии, Экзистенциализма, интуиционизма просто невозможно было обойтись без понимания метода понимания.
Глава 1. Метод понимания как метод постижения самого себя
1.1 сравнение метода объяснения и метода понимания
Все сторонники антропологического философствования используют метод понимания, применяя его сначала к себе, а затем к другим. Представитель антропологизма утверждает следующее. Как человек, я имею целостное представление о себе – о своем теле, о своем мышлении, о своих чувствах, о своих потребностях, о своей воле. Я испытываю все это непосредственно. Чтобы понять себя, мне не нужно читать никаких теоретических работ или проводить эксперименты. Я знаю, кто я, прямо. Поэтому я могу построить исходную модель человека, понимая свою собственную жизнь как личность. Сначала я построю "модель" себя, а затем скорректирую ее, понимая других, используя их автобиографии, дневники, исповедальные труды и данные специальных гуманитарных наук. Так будет построена исходная модель человека, из которой будут выведены все остальные разделы философского учения. Все это определяет специфику метода понимания.
Описывая его, ведущие сторонники метода понимания в гуманитарных науках В. Дильтей и К. Ясперс противопоставляют его методу объяснения, используемому так называемыми "точными", "экспериментальными" науками-прежде всего естествознанием, а также научной психологией, социологией и т. д., которые копируют их методы.
Суть метода объяснения состоит в том, что он диктует необходимость начинать с наблюдений. Таким образом, факты фиксируются, затем выявляются их корреляции. Одни факты всегда появляются рядом с другими. Заметив это, мы начинаем выяснять, каковы причины такого сцепления фактов. Определив таким образом причины и следствия, мы строим представление о закономерностях. К таким общим закономерностям мы сводим все многообразие отдельных фактов.
Таким образом, метод объяснения состоит в конечном счете в сведении всего многообразия фактов к нескольким основным закономерностям. Конечно, человек может быть изучен таким образом. Об этом же говорят и представители специальных наук. Но в результате они теряют понимание этого конкретного человека во всей его индивидуальности и уникальности. Так, например, врач знает, что такое грипп и как им болеют все люди. Но его совершенно не интересует, кто именно подхватил грипп. Поэтому современная медицина лечит болезнь, а не больного человека.
В области гуманитарных наук этот метод, заимствованный из естественных наук, не приводит к успешным результатам. Если к нам приходит любимый человек, который, например, влюбился и в результате переживает тяжелые времена, мы не сможем помочь ему, используя метод объяснения. Мы не можем вывести "формулу любви", суммируя все известные нам"факты". Любые обобщения здесь просто неуместны и даже оскорбительны, как и использование статистических данных.
Нам нужно понять этого конкретного человека во всей его индивидуальности. Понимание подразумевает, что оно будет использовать не только и не столько рациональное мышление, но и со-чувство, со-переживание.
Метод понимания можно в первом приближении определить как метод постижения другого как наделенного способностями, сходными с способностями постигающего; это метод познания другого человека с целью воссоздания особенностей его внутренней, интеллектуальной и эмоциональной жизни.
Таким образом, другой понимается прежде всего по аналогии с самим собой. Однако понятие "аналогия" здесь не совсем точно, поскольку аналогии производятся умом. При использовании метода понимания человек прибегает не только к рациональным аналогиям, но и к сопереживанию и сопереживанию. Это означает, что он проецирует свой собственный образ на другого, предполагая, что этот образ отражает нечто универсальное.
Если представитель антропологии имеет такое важное представление о себе, потому что, опираясь на него, он строит исходную, базовую "модель человека", то историк философии, изучая его концепцию, должен учитывать это обстоятельство. Он должен ясно сознавать, что, изображая "человека вообще", представитель антропологии всегда исходит из основного представления о себе, о своей собственной жизни. Подавляющее большинство представителей антропологии оставили после себя философские автобиографии-именно для того, чтобы представить собственный внутренний жизненный опыт в качестве аргумента, доказывающего справедливость их первоначальной "модели" человека. Но только Ф. Ницше, уже на грани безумия, выразил это универсальное намерение представителей антропологизма с предельной "нескромной" откровенностью:
« ...Я считаю необходимым сказать, кто я. На самом деле это не так уж трудно понять, ибо я не раз "свидетельствовал о себе". Но несоответствие между величием моей задачи и ничтожностью моих современников обнаружилось в том, что меня не услышали и даже не увидели. < ... > При этих условиях возникает долг, против которого, собственно, возмущается моя обычная сдержанность и еще более гордость моих инстинктов, а именно долг сказать: Слушайте меня! ибо я такой-то и такой-то. Во - первых, не путайте меня с другими!»1
Тот, кто использует метод понимания других, требует, чтобы эти другие понимали его. Поэтому историк философии, изучающий учения представителей антропологии, должен пользоваться тем методом понимания, на котором они настаивают. Конечно, этот метод не должен быть единственным-если историк философии сам не является, по его философским убеждениям, представителем антропологизма. Однако антропологическое философствование следует изучать с учетом его специфики.
Из сказанного ясно, что определить антропологизм как философское направление чисто теоретически, отвлеченно недостаточно, хотя без такого определения не может быть истории философии как науки. Антропологизм представлен учением мыслителей, начавших с построения исходной" модели "человека, а затем "выведших" из нее картину мира. Эта позиция не является чисто теоретической. Она основана на убеждении, что человек не подчиняется никаким объективным законам – а именно, как целостная личность, а не как организм. Поэтому каждое антропологическое учение должно быть соотнесено с жизнью его создателя, с его биографией. Причем биографию не следует понимать как чисто внешнее описание фактов, как перечень" личных данных"; биографический метод должен заключаться именно в понимании того, какие жизненные коллизии философа выражались в созданной им" модели " личности.
В современной историко-философской литературе метод понимания связан в основном с именами В. Дильтея и К. Ясперса. Это ясно объясняется тем, что эти философы не только сами применили метод познания, но и обосновали его теоретически, проведя обширные методологические исследования.
Однако было бы неправильно ограничивать метод понимания только работами этих двух выдающихся авторов - по крайней мере, по двум причинам. Во-первых, сфера его применения тогда должна была бы быть чрезвычайно сужена. Ведь даже В. Дильтей не называл свой метод методом понимания. Он говорил о "описательной и раскольнической психологии", которую противопоставлял научной, теоретически объяснительной, о методе понимания заговорил К. Ясперс, обобщивший методологические аргументы В. Дильтея и на их основе разработавший собственную методологию. Но даже при таком уточнении следует отметить, что В. Дильтей говорил о методе понимания прежде всего и главным образом в психологии и в исторической науке (другое дело, что он понимал историю как историю культуры в целом). К. Ясперс применял метод понимания в психопатологии, а затем в историко-философских исследованиях. Совершенно очевидно, что метод понимания не может быть ограничен только этими отраслями знания.
Во-вторых, если мы будем связывать метод понимания только с именами В. Дильтея и К. Ясперса, то у нас сложится ложное впечатление, что этим методом пользовались только эти два мыслителя. Поэтому может возникнуть иллюзия, что этим методом пользовались только два представителя немецкой философии, один из которых находился под влиянием другого. Откуда взялась идея этого метода, остается неясным, как и его будущее. Между тем сравнение методологических идей В. Дильтея и К. Ясперса показывает, что многие философы использовали методы, сходные с описанными ими. Прежде всего следует упомянуть О. Шпенглера, А. Тойнби и многих представителей философской герменевтики. Подобным методом пользовался М. Хайдеггер, занимавшийся осмыслением творчества немецких поэтов. Понимание было творческим методом Ж.-П. Сартра и А. Камю. Более того. Это был именно тот метод понимания, который Ф. А. применил в области классической филологии.Ницше, Что послужило главным поводом для критики его "происхождения трагедии" представителями православной филологии. Этот список, безусловно, можно продолжать.
Проблема, однако, в том, что все эти авторы вообще не называли свой метод методом понимания. Строгость методологических определений вообще не была характерна для многих из них. Следовательно, необходимо было бы доказать существование реального сходства в методах этих авторов, а точнее, доказать, что речь идет не о простом сходстве, а о различных модификациях одного и того же метода. Это задача, которой следовало бы посвятить не одну объемистую монографию.
Однако вопрос о том, идет ли речь просто о сходстве различных методов или о различных модификациях одного и того же метода гуманитарного познания, вовсе не является чисто схоластическим или чисто методологическим. Это чрезвычайно важно сегодня, когда все попытки создать гуманитарные науки по образу и подобию естественных наук потерпели неудачу. На этом основании делаются поспешные выводы о несостоятельности гуманитарного знания вообще.
Необходимо показать, что существует целая философская традиция. Эта традиция противопоставляет методы естественных и гуманитарных наук, считая метод понимания методом последних. Вы можете и должны следовать этой традиции. Однако истоки этой традиции в прошлом и ее проявления в настоящем можно найти только тогда, когда вы знаете, что ищете.
Если дать самое общее определение метода познания, которое было бы применимо для характеристики самых разнообразных его модификаций, встречающихся в истории философской мысли, то это определение можно было бы свести к нескольким основным пунктам.
1. метод понимания-универсальный метод гуманитарного познания. Она может быть реализована только с помощью широкого спектра частных исследовательских методов и приемов. Но суть его не может быть понята, если мы ограничимся перечислением этих конкретных методов и приемов. В этом случае мы можем, во-первых, пропустить некоторые из них, которые существуют сегодня, и, конечно, не назвать те, которые будут разработаны в будущем; список никогда не будет полным. Во-вторых, останется неясным, что общего у этих конкретных методов и приемов и что у них общего.
Поэтому метод понимания, как универсальный метод гуманитарного познания, не может быть определен через перечень его отдельных методов и приемов. Его можно определить только путем противопоставления ему другого универсального метода-объяснения как универсального метода естествознания.
2. Метод объяснения, применяемый в естествознании, сводит единичное к частному и далее к общему. Биолог не изучает отдельное Яблоко во всей его уникальности и неповторимости. Она изучает Яблоко только как плод определенного вида растений. Поэтому он предполагает, что все яблоки, выращенные на всех яблонях, имеют нечто общее, что гораздо важнее их индивидуальных особенностей. Это более важное общее называется существенным, неважный индивид становится незначительным явлением. Более того. И это существенное может также превратиться в несущественное, если мы говорим о сущностях высшего порядка в естествознании.
Метод объяснения предполагает отказ от рассмотрения индивидуального в пользу частного, а затем отказ от рассмотрения частного в пользу общего. Таким образом, естествознание получает чрезвычайно абстрактные определения, а затем возвращается с ними к индивиду, описывая индивидуальность как богатство абстрактных определений. Объяснительная медицина, например, отвлекает от конкретности и уникальности данного пациента как личности по имени Иван. Сравнивая его со многими другими, она сначала формирует абстракции болезней, а затем возвращается от своих абстракций к человеку Ивану, описывая его как больного, страдающего астмой, плоскостопием, язвами и близорукостью. Совокупность этих абстрактных характеристик будет составлять, в глазах представителя объяснительной медицины, индивидуальность личности Ивана как пациента.
Напротив, метод понимания-это метод изучения именно этой уникальной личности. Любые обобщения здесь гораздо менее ценны и значимы, чем выявление индивидуальных черт. Историк, изучающий Наполеона, может, конечно, сравнить его с другими генералами или политиками. Но ему никогда не приходило в голову сосредоточиться на изучении того, что общего было у Наполеона с Ганнибалом, Александром Великим, Александром Суворовым и другими генералами, чтобы создать абстрактное представление о генерале. Он, историк, интересуется Наполеоном во всей его уникальности и неповторимости.
3. Метод объяснения - это суммирование данного уникального явления под определенным родом или видом- при отбрасывании его уникальных, индивидуальных особенностей. Это и есть обобщающая деятельность рассудка. Эта причина должна проявляться только в чистом виде, будучи полностью освобожденной от всех видов эмоций и переживаний. Переживания всегда индивидуализируют и препятствуют обобщениям, потому что любимый или ненавидимый человек "не такой, как все"." Ученый, использующий метод объяснения, не должен испытывать никаких чувств и переживаний, связанных с предметом его исследования.
Это требование легко удовлетворяется естествоиспытателем: было бы нелепо предполагать, что Химик ненавидит щелочь и любит кислоту, а физик симпатизирует одним элементарным частицам, презирая другие. Напротив, гуманист не может, даже если попытается, полностью избавиться от своего собственного, человеческого отношения к предмету своего исследования. Как бы он ни старался быть беспристрастным, он все равно сравнивает свое жизненное мировоззрение с жизненным мировоззрением изучаемого человека, и в результате возникает эмоционально-чувственное отношение к нему.
Для представителя естествознания предмет исследования непригоден для него, и потому к этому предмету возможно непредвзятое отношение. Для представителя гуманитарных наук, по определению имеющего дело с человеком, субъект подобен исследователю, а потому неизбежно вызывает "жизненный резонанс" (А. Гелен).
4. наличие этого жизненного резонанса имеет как "минусы", так и"плюсы". "Недостатком" является невозможность чисто рационального отношения к предмету исследования, невозможность достижения той степени интеллектуального безразличия, в которой," равнодушно слушая добро и зло", можно проводить обобщения, классификации и теоретические построения. Именно по этой причине гуманитарные науки никогда не смогут сравниться с естественными. Дело здесь не столько в сложности предмета, сколько в отношении к нему.
Таким образом, метод понимания можно определить в первом приближении как метод познания другого человека со способностями, сходными со способностями исследователя; это метод познания другого человека с целью воссоздания особенностей его внутренней, интеллектуальной и эмоциональной жизни.
Зачем нужны такие знания? Что это дает современному обществу? Некоторые считают, что знание внутренней, интеллектуальной и эмоциональной жизни людей прошлого не дает современному человеку ничего и не может повлиять на развитие общества в будущем. Ведь эти люди давно мертвы! По крайней мере, можно было бы признать некоторую ценность в изучении действий людей в прошлом, которые вызвали ответные реакции и, в конечном счете, создали цепочку событий, тянущихся назад к настоящему. Но что толку понимать внутреннюю жизнь мыслителей, которые сами редко совершали исторические акты? Как это понимание может повлиять на сегодняшнюю жизнь? Как это поможет вам понять его?
На этот вопрос отвечает русский историк С. Н. Южаков: "такие редкие имена носили особые избранники человечества, которые своими деяниями отмечали целые исторические эпохи, давали толчок и направление целым мощным историческим течениям, закладывали основы мощных социальных потрясений, глубоко влияли на положение, интересы, самосознание и благосостояние огромного населения и многих поколений... И такие могущественные личности обычно не являются лидерами в узком смысле этого слова, не являются теми, кто производит политические и социальные потрясения, какими бы великими ни были их силы, какими бы огромными ни были события, воплощенные в их деятельности. Современники любят и ненавидят их, поклоняются и проклинают. Но с их кончиной, к концу их исторической эпохи, наступает более спокойное суждение потомства. Для него творчество таких великих людей-любопытная страница в истории... Но эта деятельность уже не вызывает ни страсти, ни непримиримой вражды, ни пылкого поклонения... Было бы странно, например, если бы герцог Альба, Вильгельм Оранский, Оливер Кромвель, Вашингтон, даже Робеспьер и Наполеон возбуждали страсти вокруг себя и своих имен... Для потомства это пережитые моменты, фигуры прошлого, очень значимые, конечно, но, тем не менее, прошлое, несомненно. События, в которых участвовали эти большие люди, все еще так или иначе влияют на жизнь их потомков, но не на самих личностей, которые замолчали и больше не возьмут судьбу мира в свои сильные руки... Действия таких людей переживают свою короткую жизнь, но не их личность, которая, перестав жить, перестает быть активным элементом исторической жизни, перестает принимать в ней непосредственное участие»2.
По мнению С. Н. Южакова, деятели, повлиявшие своими действиями на ход истории, перестают оказывать такое влияние сразу после своей смерти. Это означает, что действие действительно принадлежит только прошлому. Он никогда не может быть повторен в той же форме кем-то другим, потому что историческая ситуация, безусловно, будет иной. Вывод: изучение событийной стороны дела в гуманитарных науках вряд ли может дать что-то на будущее.
Из сказанного ясно, что С. Н. Южаков был сторонником" субъективного метода " в социологии. Великие люди, а после их смерти веками участвующие в формировании истории-это не фигуры, которым довелось лишь воплощать великие идеи. Но они не отстраненные академические мыслители, которые закрылись от общества в башне из слоновой кости.
Это люди, которые объединили мысль и страсть, которые излучали объединенную энергию мысли, чувства и воли, которая движет историей человечества.
Метод понимания есть продукт желания проникнуться той энергией мысли, чувства и воли, которая была присуща великим людям. Одной мысли недостаточно для ее понимания, так же как недостаточно одного чувства и одной воли. Необходимо только их неразрывное единство.
1.2 философия понимания Ф. Ницше
Понимание возможно только тем, кто не только развил такое единство мысли, чувства и воли, но и подверг их тщательному самоанализу. Понимание другого неотделимо от понимания самого себя. Понимание происходит только в ходе заочного диалога с великим человеком, когда собственный опыт внутренней жизни исследователя используется для осмысления опыта внутренней жизни другого.
Ф. Ницше указывал на практическое значение и ценность такого понимания для общества. Смысл его рассуждений состоял в том, что неразрывная связь мысли, чувства и воли есть та энергия, которая побуждает действовать как отдельного человека, так и целый народ. Эта энергия, которую Ф. Ницше называет "волей к власти", подобна ядерной энергии. Если процесс его развития протекает нормально и находится под контролем, то отдельный человек или целая нация обретает силы для развития экономики, участия в мировой политике, создания культуры. Если процесс выработки энергии в реакторе "глушится", в обществе наступает застой и апатия. Но если реактор искусственно форсировать, то это чревато ядерным взрывом: социальная система "сходит с ума" и разрушает себя, как это было в случае с тоталитарными режимами.
Метод понимания нужен именно для того, чтобы регулировать производство жизненной энергии людей. Необходимо понять, чтобы знать, как происходит "упадок", то есть застой и упадок жизненной энергии. Но необходимо также понимать, чтобы знать, как происходит неконтролируемая "цепная реакция", которая возрождает в человеке примитивную агрессию и приводит к войнам, революциям, социальным конфликтам и катаклизмам.
Ф. Ницше отводит деятелям культуры, по существу,ту же роль, которую сейчас выполняет оператор атомного энергоблока. Деятели культуры призваны контролировать производство жизненной энергии в обществе. Если она падает во времена застоя и упадка, они должны внести свой вклад в восполнение этой энергии своими трудами. Но они должны также препятствовать неконтролируемому росту этой жизненной энергии, гасить слишком разгоревшиеся страсти в обществе.:
« ...Мы, более духовные люди века, который явно все больше и больше опутывается пламенем,-не должны ли мы ухватиться за все средства тушения и охлаждения, которые существуют, чтобы оставаться по крайней мере такими же постоянными, скромными и умеренными, какими мы были до сих пор, и таким образом однажды быть полезными в служении этому веку как зеркало и инструмент самосознания?»3
Философия, по Ницше, есть особый образ жизни, связанный с пониманием самой сущности жизни и, следовательно, с умением направлять ход истории и развитие культуры. "Для меня, - пишет Ницше, - философ настолько важен, насколько он может привести пример. То, что своим примером он может увлечь за собой целые народы, не подлежит сомнению; это показывает история Индии, которая почти тождественна истории индийской философии."4
Как пишет Ницше, "для чего нужен отдельный человек-это то, что вы должны спросить себя, и если никто не может вам ответить, то вы должны попытаться найти оправдание своему существованию, как бы апостериори, ставя перед собой определенные задачи, определенные цели, определенное "ради", высокое и благородное "ради". Пусть даже смерть ждет тебя на этом пути - я не знаю лучшего жребия жизни, чем погибнуть от великого и невозможного..."5
Поскольку метод понимания предполагает, что главный интерес для познания представляет вовсе не мир, а сам человек, то учение Ницше следует понимать как своего рода духовное упражнение, т. е. Жизнь-это полнота самообновляющихся повторений, и в этом смысле она-противоречие. Учение Ницше, его воспитательная миссия не требуют учеников или тех, кто может взять на себя бремя ответственности за мысль учителя; речь Ницше не обращена к уму другого. Образ Ницше как философа отчужден и неопределен из-за его неприятия любой "мертвой маски": пророка, аскета, мудреца, скептика и т. д. Философствование есть непрестанное духовное преображение: Ницше переходит от одного состояния мысли к другому, не удерживая их в едином и неизменном переживании своего "Я", но находя себя в каждом из них как в законченной форме. В этом практическая значимость метода понимания.
К сожалению, его философско-методологическое развитие в России было остановлено на долгие семь десятилетий. Как это часто бывает, долговременный акцент на важности объективных, прежде всего экономических факторов, привел в последние десятилетия к перегибу в противоположную сторону-сегодня на полках книжных магазинов в изобилии появляются произведения, где вся история предстает лишь как результат произвольных действий индивидов, действующих почти исключительно по своему настроению. Такая интонация должна быть исправлена. Метод понимания не должен полностью вытеснять метод объяснения из социальных исследований. Только их сочетание может дать полную картину происходящего в обществе, о тенденциях его развития и перспективах.
Глава 2. ключевые вехи в становлении и развитии метода понимания
2.1 противоположные точки зрения на взаимодействие человека и мира
Сравнивая метод объяснения и метод понимания, уже описанный выше, мы можем сделать такое важное различие между ними. Познание - это процесс, в котором происходит взаимодействие человека и мира. Если же признать, что первичная роль в этом взаимодействии принадлежит миру, а человек выполняет подчиненную роль, просто приспосабливаясь к миру, диктующему свои законы, то мы получим метод объяснения. Задача познания, с этой точки зрения, состоит в том, чтобы постичь мир таким, каков он есть сам по себе. Человек как субъект познания не должен ничего привносить от себя в объективную картину мира. Такое введение было бы искажением истины. Сам субъект познания есть лишь часть мира, подчиненная его объективным законам. Поэтому субъект познания должен раскрыть законы, по которым функционирует мир, и только тогда обнаружить, как эти законы определяют его, субъекта, его собственную сущность и деятельность. Можно даже сказать, что именно мир познает себя усилиями своей особой части-познающего субъекта.
Метод понимания, напротив, предполагает, что главный интерес для познания представляет вовсе не мир, а сам человек. Человек может знать о мире только то, что позволяют ему познавательные способности. Поэтому начинать надо с анализа познавательных способностей человека. Но эти познавательные способности всегда зависят от всех других человеческих способностей. Поэтому человек должен быть изучен во всей его полноте. Неизбежно окажется, что человеческое познание мира во многом зависит от человеческих способностей и свойств. Более того, при достаточно высоком уровне технологического развития получается, что окружающий нас мир все больше становится продуктом человеческой деятельности, воплощением человеческих идей и желаний. Это очеловеченный мир, в котором то, что когда-то было естественным, было преобразовано человеком, познавшим его естественные законы, настолько, что оно уже "забыло" свое естественное происхождение. Человек, который познает и преобразует мир, все больше выходит на первый план. Философия превращается из науки о мире и человеке как его составной части в учение о человеке, создающем мир техники и культуры. Но важно и то, как человек чувствует себя в созданном им мире техники и культуры, как меняется в этом мире его сознание, его чувства, его взгляд на жизнь. Получается, что современное общество и его важнейшие черты определяются уже не "природой" человека, а его новыми чертами, которые он приобрел в созданном им самим мире.
Для сторонников объяснительного метода мир-это почти все, а человек-почти ничто. Для сторонников метода понимания человек-это почти все, а нечеловеческий мир, не втянутый в круг человеческой деятельности, почти не представляет интереса.
Как видим, речь идет о полярно противоположных точках зрения на взаимодействие человека и мира. Конечно, выбор одного из них не мог быть результатом чисто произвольного решения. Ни о каком антропоцентрическом мышлении и, следовательно, методе понимания в традиционном обществе, где власть природы над человеком была необычайно велика, не могло быть и речи. Когда абсолютное большинство членов общества находилось в прямой зависимости от результатов охоты, а затем - животноводства и скотоводства, им приходилось полагаться на милость природы или, точнее, бога, управляющего этой природой. Низкий уровень производительности сельскохозяйственного труда не позволял создавать надежные запасы и еще более усиливал чувство зависимости от природы. В этих условиях никому и в голову не приходило заговорить о покорении природы, о ее "очеловечивании".
Когда и как возникает мышление, в котором человек как активное и самостоятельное существо является главным предметом интереса? Исследователи, оказавшиеся в марксистских рамках базиса и надстройки, связывают это мышление с возникновением капитализма, то есть с промышленной революцией и возникновением индустриального общества с рыночной экономикой. Это явно не так. Промышленная революция в Англии произошла во второй половине XVIII века, а так называемая "буржуазная философия" в Англии (Ф. Бэкон, Т. Гоббс, Дж. Локк) возникла в XVII веке.
Ситуация в Германии еще менее соответствует упрощенной псевдомарксистской схеме: промышленная революция здесь произошла в 1850-1860 годах, то есть почти через столетие после появления кантовской критической философии и через триста лет после появления лютеранства.
Если верить И. Канту, именно он совершил революцию в философии, впервые совершив переход от космоцентрического мышления к антропоцентрическому. Более того, эта революция была коперниковской, то есть она коренным образом изменила представления всех философских идей.
В русской историко-философской литературе ХХ века мы не встретим упоминания о радикальной революции в философии Канта, так как принято было говорить только об одной радикальной революции-марксистской. Между тем сам И. Кант в предисловии ко второму изданию "Критики чистого разума" прямо говорит о Коперниковском перевороте, совершенном им в философии. Сложный язык И. Канта, конечно, затрудняет понимание его высказывания по этому поводу, но смысл сказанного им именно таков:
"Если сейчас выяснится, что доктрина, согласно которой наши знания соответствуют объекты, как вещи сами по себе, неизбежно приводит к противоречиям в понятие безусловной; если же, напротив, учение, согласно которому не представления о вещах, как они даны нам в соответствии с вещами в себе, а скорее объекты, как явления, в соответствии с нашими работоспособность, избавляет нас от противоречия, и поэтому абсолютно необходимо не в вещах, как мы их знаем ( поскольку они нам подарили), а в вещах, поскольку мы не знаем их, т. е. вещи сами по себе; это становится ясным, что сделанное нами сначала в виде попытки допущение обоснованно"6.
Здесь И. Кант делает сноску, где прямо сравнивает свое философское открытие с открытием Коперника, перевернувшим все идеи в области астрономии с ног на голову: "точно так же законы тяготения, определяющие движение небесных тел, придали характер полной достоверности идее, которую Коперник первоначально высказал как гипотезу, и в то же время доказали существование невидимой силы, связывающей всю Вселенную (ньютоновское тяготение), которая осталась бы нераскрытой навсегда, если бы Коперник не отважился, идя против указаний в этом предисловии я представляю изменение в мышлении, предложенное в моей критике и аналогичное гипотезе Коперника, как гипотезу, хотя в самой работе оно доказывается из свойств наших представлений о пространстве и времени и элементарных понятий рассудка Аподиктически, а не гипотетически...»7
В чем кант видит сущность совершенной им революции в философии? До сих пор все люди - как философы, так и нефилософы-предполагали, что есть вещи, которые существуют объективно. Они уже" готовы " предстать перед человеком, воздействуя на его органы чувств. Итак, наши представления о вещах определяются вещами. Но когда человек пытается соединить такие представления об отдельных вещах в целостное представление о мире, состоящем из этих вещей, он впадает в противоречия - он не может приобрести последовательного знания о безусловной силе, которая управляла бы всем объективным миром в целом. Философия все еще не может последовательно ответить на вопрос о том, что такое мир в целом.
Кант предлагает совершенно иной подход. Объекты не существуют объективно "готовыми". Их "собирает" из разрозненных ощущений сам человек, наделенный способностью представления. Таким образом, объект создается познавательной деятельностью человека.
У человека есть только способность организовывать то, что он получает в ощущениях. Только тогда, когда человек получит исходный материал в ощущениях, априорные формы чувственности "ослепят" от него отдельный предмет, а априорные формы рассудка, называемые категориями, создадут из отдельных человеческих предметов научную картину мира.
До Коперника все люди верили, что Солнце вращается вокруг Земли, которая находится в центре вселенной. Коперник опроверг Птолемея, создавшего геоцентрическую систему мира. Он объяснил причины этого заблуждения тем, что человеческий наблюдатель вращается вместе с землей: не Солнце вращается вокруг Земли, но человеческий наблюдатель видит это вращение, которого на самом деле нет. Земля вращается вокруг Солнца. Это верно, хотя обычный опыт человека говорит об обратном: солнце встает на Востоке и заходит на Западе.
С открытием Канта тоже сначала все было примерно так. Они выслушивали его доводы, соглашались с ними, а потом старались как можно быстрее забыть. Большинство людей предпочитает верить, что объекты существуют в самой природе, а не формируются из ощущений познавательными способностями человека. Почему?
Именно этот вопрос становится главным в философии после Канта.
Кант сделал антропологический поворот в философии. Он убедительно доказал, что познавательные способности человека формируют представления человека об объектах и сводят их к научным картинам мира. Поэтому мы должны сначала изучить познавательные способности человека, чтобы понять, почему у нас есть такие, а не другие представления об объектах, созданных этими способностями. Философия должна изучать прежде всего человека, и только потом-картину мира, созданную с помощью его способностей.
Речь идет о понимании сложной социально-психологической обусловленности теории познания, как и всех других разделов философского учения.
2.3 основы философии понимания Локка Дж. Р. Р. Толкина
При всем признании огромного значения того, что сделал И. Кант, следует признать, что честь совершить антропологический поворот все же принадлежит Джону Локку. Именно этот английский мыслитель первым выдвинул требование: от изучения мира "как он есть" философ должен, в конечном счете, перейти к изучению познавательных способностей человека. Более того, изучая эти познавательные способности, необходимо выяснить, откуда берутся различия в человеческих представлениях об объектах и, как следствие, различия в мировоззрениях, на основе которых люди действуют и ведут свою повседневную жизнь. Это Был Дж. Р. Р. Толкин. Локк, впервые установивший принцип терпимости в отношениях между людьми, призывал не к подавлению инакомыслящих и неверующих, а к пониманию мотивов, которыми они руководствуются. Именно его можно и нужно считать первым европейским мыслителем, заложившим основы философии рассудка. Кантианство же есть лишь приложение философии понимания Джона Локка к социокультурной ситуации Германии - в той мере, в какой эта ситуация допускала такое применение и с теми существенными изменениями, которые эта ситуация, по И.
Остается, однако, вопрос: как Джон Локк пришел к идее такого антропологического поворота в философии и к обоснованию метода понимания, которого требовал этот поворот?
В русской историко-философской литературе XX века мы не найдем почти никаких указаний на связь философских идей Дж. Локк с протестантизмом. В основном это связано с политикой государственного атеизма. Согласно Карлу Марксу, буржуазия, создавшая капитализм, была прогрессивным классом. Таким образом, указание на то, что она была вдохновлена протестантскими идеями, было бы равносильно признанию прогрессивной роли религии, а этого приверженцы государственного атеизма допустить не могли.
Между тем и антропологический поворот в философии, и возникновение понимания как метода были самым непосредственным образом связаны с протестантским мировоззрением, нашедшим свое философское выражение в учении Джона Локка.
Локковская Англия, в отличие от Германии, пережила экономический бум, который привел к возникновению развитой рыночной экономики и, как следствие, к промышленной революции, к возникновению индустриального общества. Современные историки убедительно доказывают, что события разворачивались именно в таком порядке: не великие научно-технические изобретения, не появление машинного производства, а изменение отношения человека к труду изначально привели к росту сельскохозяйственного производства, освобождению от полевого труда все большей части населения, способного заниматься ремеслами. Появились развитые города, начался интенсивный рыночный обмен между городом и деревней.
Новое мировоззрение также должно было получить религиозную легитимацию. Эта задача была выполнена в Англии кальвинистским протестантизмом. Кальвинизм, не имевший такой ярко выраженной национальной окраски, как лютеранство, распространился из Женевы во многие европейские страны. Каналы его влияния на те страны, с которыми судьба Локка была непосредственно связана, прежде всего-на Англию и Голландию, отличались значительным разнообразием.
Под знаменем кальвинизма прошла и Английская революция XVII века - та самая, в которой участвовал Джон Локк-старший, отец и наставник будущего философа, командовавший кавалерийским эскадроном в армии парламента.
В Англии успешное развитие сельского хозяйства дало мощный толчок развитию ремесел и городов, привело к росту торговли между городом и деревней, создало как в городе, так и в деревне значительный слой предпринимателей - или, по крайней мере, значительный слой людей, которые хотели и умели успешно браться. Именно этот слой составлял социальную основу парламентской оппозиции королю, требовавшему ограничить его самодержавную власть.
Теория первичных и вторичных качеств Дж.р. р. Толкина Локка уже предполагает необходимость понимания другого. В конце концов, у этого другого есть органы чувств, которые не так чувствительны, как у вас. Этот другой человек может видеть цвета иначе, чем вы, воспринимать вкусы и запахи, слышать звуки и иметь более или менее развитое осязание, чем вы. Поэтому его восприятие предмета неизбежно отличается от вашего. И если вы собираетесь продать этому другому человеку предмет на рынке, который должен удовлетворить его потребности, вы должны понять, как этот предмет воспринимается другим! Однако Локк занимает компромиссную позицию. Он признает различия в восприятии объекта, но тут же объявляет их незначительными: ведь первичные качества-форма, вес, химический состав вещества объекта-одинаковы для всех!
Однако полное единообразие представлений о предмете, которого требовало традиционное общество, уже было подорвано.Если каждый человек неизбежно воспринимает объект по - своему, то, следовательно, у него тоже есть своя неповторимая картина мира- ведь мир состоит из множества объектов! И если каждый человек видит мир по-своему, то он неизбежно по-своему оценивает свои перспективы в этом мире, выбирает свой способ действия в нем. Это не что иное, как эпистемологическое обоснование свободы предпринимательства.
В теологии и философии традиционного общества развивалось учение только об одном истинном восприятии субъекта. Поэтому существовало только одно истинное восприятие мира и, конечно, только один правильный образ действий в нем, предписанный традицией. Неверующих, инакомыслящих и неверующих жестоко преследовали. Ни один человек, как бы он ни воспринимал мир, как бы он ни думал о нем и как бы он ни действовал, не может быть осужден и преследован ни другим человеком, ни государством.:
"Когда мы говорим о доме и имущества или физическому здоровью каждый имеет право решать, что делать в собственных интересах, и выбирать то, что он считает лучшим, и никто не жалуется на своего соседа, потому что он плохо распоряжается своим имуществом; никто не гневается тот, кто засевает поле неправильно или неудачно, выдает свою дочь замуж; ни позорит пропивал деньги на кабаки, пусть разрушает или строит, пустая трата денег, как он хочет, - никто не сказал ни слова; это допускается"8.
Это позиция предпринимателя, человека индустриально-рыночного общества. Он больше не оглядывается на опеку общины, на государственный надзор и заботу о традициях. Это дает полную свободу действий. Пусть свобода распоряжаться своим трудовым имуществом принадлежит всем без исключения.
Локк также дает протестантское богословское обоснование тезиса о полной свободе человека распоряжаться собой и своей собственностью. Протестант, в отличие от Католика, общается с Богом индивидуально. Он не признает молитвенников, он выбирает слова, с которыми обращается к Всевышнему. Никто не имеет права принуждать его к выбору определенного жизненного пути (хотя вы можете увещевать его, рекламируя определенный образ жизни). Логика здесь проста. Бог спасает людей одного за другим. Она дает каждому выбор: грешить или не грешить. Даже Сатана, по мнению протестантов, искушает человека от имени Бога, так что человек делает абсолютно самостоятельный выбор.
Человек должен без всякого внешнего вмешательства решить, хочет ли он спастись или нет: "его собственное суждение о собственном спасении является для каждого высшим и окончательным судьей".9.
Локк признавал неотъемлемое право человека распоряжаться собственностью так, как он считает нужным, даже если он не распоряжается своей собственностью так, как считал правильным. И требовал от правителя такого же терпимого отношения к хозяевам. Мы убеждаемся в этом, когда читаем в Послании о веротерпимости:"...каждый должен заботиться о своей душе, он сам и только сам должен заботиться о ней. Вы скажете: а что, если он пренебрегает заботой о своей душе? Я отвечаю: А что, если он пренебрегает заботой о своем здоровье? Или-о вашей собственности?.... Может быть, правитель тоже запретит особым указом становиться бедным и больным? Законы стараются, насколько это возможно, защитить имущество и здоровье подданных от чужого насилия или обмана, но не от беспечности владельца или от расточительности. Никто не может быть принужден быть богатым или здоровым против своей воли. Кто этого не хочет, тот не будет спасен самим Господом Богом10."
Это вовсе не безразличие. Мы можем и должны советовать, убеждать, рекомендовать и настаивать на своих рекомендациях. Но не заставляйте никого! Потому что она учит вас не думать. "То, что каждый должен найти усилиями своего собственного ума, суждения, размышления, независимой мысли, не должно быть оставлено на попечение какого-либо одного человека, как будто он имеет такую привилегию в силу своего положения11." Эти слова, сказанные Локком о государе, следует отнести ко всем тем, кто правит, воспитывает.
Французы придумали поговорку: "понять-значит простить." Прощать - не значит прощать, но проявлять терпимость-это точно. Локк понимает всех. И те, кто идет к добру, и те, кто идет ко злу.
- Почему люди идут разными путями? Из сказанного выше легко объяснить, как, несмотря на стремление всех людей к счастью, их воля ведет их в противоположных направлениях и, следовательно, некоторых из них ко злу. По этому поводу я скажу, что различия и прямые контрасты в выборе, который люди делают в этом мире, не доказывают, что они не все стремятся к добру, но только то, что одна и та же вещь не одинаково хороша для всех. Это разнообразие поисков показывает, что не все считают свое счастье одинаковым и выбирают один и тот же путь к счастью. Если бы все интересы человека были ограничены этой жизнью, то причина, по которой один выбирает научные занятия, а другой соколиную охоту и собачью охоту, один роскошь и разврат, а другой трезвость и богатство, заключалась бы не в том, что ни один из них не стремится к собственному счастью, а в том, что их счастье лежит в разных вещах."12
Что же касается кратковременного счастья или несчастья, то, когда речь идет только о них, без долгосрочных последствий, человек никогда не делает плохого выбора; он знает, что ему больше нравится, и фактически отдает этому предпочтение13."
Прав ли тот, кто выбирает роскошь и разврат? Да, в данный момент он прав, потому что именно это ему больше всего нравится.
Итак, каждый из людей не только имеет свое видение предмета, свое видение мира, обоснованное. Разница в их представлениях о счастье, разница в их потребностях и жизненных устремлениях тоже оправдана. Раньше теология и философия, служившие идеологией традиционного общества, всячески пытались ограничить человеческие потребности, разделить их на "хорошие" и "плохие". Идеалом, который предлагался народу, был аскетизм, хотя князья церкви вовсе не были аскетами.
Локк излагает и развивает протестантскую точку зрения, прибегая к ее философскому обоснованию. Бог, который поместил Адама в Рай в качестве садовника, хочет, чтобы его потомки работали. Лютер уже объяснял, что труд, во - первых, отвлекает человека от греховных мыслей и искушений, а, во-вторых, позволяет ему обрести благоденствие, позволяющее проявить христианскую любовь к ближнему-создать для него рабочее место, то есть дать ему возможность трудиться, служа таким образом Богу. Однако человек не сразу приходит к пониманию необходимости работы как услуги. Бог не может ждать, когда придет такое понимание, и поэтому он дает человеку жгучие потребности. Чтобы удовлетворить их, человек вынужден работать.
Вывод из сказанного весьма своеобразен. Человек должен уважать каждую свою потребность, потому что она вдохновлена Богом, который таким образом хочет побудить человека к труду. Поскольку люди обладают не только различными чувствами в своей восприимчивости, но и различными умами и представлениями о счастье, Бог пробуждает в них различные потребности, чтобы побудить их работать. Она внушает одному человеку страсть к охоте, другому-страсть к комфорту, а третьему-желание вкусно поесть.
Однако бог одновременно ставит человека перед выбором, испытывая его умственные способности - только тот, кто проявит их в максимальной степени, по Локку, будет удостоен особой благодати Божией.
Поэтому Дж. р. р. Толкин Локк призывает отложить удовлетворение своих желаний, несомненно обеспечив спасение своей души и, таким образом, вечное блаженство.
Размышляя о своих познавательных способностях, люди осознают, что они, конечно, неизмеримо более ограничены, чем способности Бога, но в то же время значительно превосходят способности животных. Человек, как такое сложное существо, был создан Богом для какой-то цели: "... Ибо было бы противно такой великой мудрости творить без какой-либо определенной цели14. "
Теперь главная задача познания состоит уже в том, чтобы выяснить цель, ради которой Бог создал человека, то есть выяснить смысл человеческой жизни.
Ученый неизбежно приходит к выводу, что человек создан для деятельности в мире, для разнообразной работы в нем:
« ...Человек, знающий, что он наделен быстрым, восприимчивым, всесторонним, гибким, мыслящим и познающим умом и, более того, подвижным телом, которое может двигаться в любом направлении по воле ума, не может поверить, что все эти вещи, предназначенные для деятельности, даны ему для того, чтобы ничего не делать, что он наделен всеми этими способностями для того, чтобы быть всем тем, из чего совершенно ясно, что Бог хочет, чтобы человек что-то делал...»15
Но - что именно?
Бог, согласно Локку, создал мир исключительно ради самовыражения. И первое, что мы должны сделать, - это познать Его творение и воздать хвалу Богу. "И что именно мы должны делать, мы можем понять отчасти из цели всех вещей, которые, беря свое начало от божественной воли и будучи творениями самого совершенного и мудрого учителя, по-видимому, не предназначены им для какой-либо другой цели, кроме его собственной славы, к которой все должно быть направлено... Когда человек открывает в себе силу чувственного восприятия и разума, он чувствует себя способным и готовым созерцать дела Божии и проявленную в них мудрость его, а потому воздавать почести и воздавать хвалу и славу, которые были бы наиболее продолжительными у такого великого и доброго Творца.»16
Но есть и другой вызов для человеческой деятельности. На это указывает тот факт, что Бог наделил человека даром речи, а также неким внутренним побуждением к общению - человека, как говорится, "тянет" к людям: "далее, он-человек."
он чувствует, что не только опыт и необходимость заставляют его объединяться с другими людьми и поддерживать эту общность жизни, но и какая-то природная склонность заставляет его жить в обществе, и он обязан сохранять и поддерживать эту общность как самого себя благодаря дару речи и языка, которым он наделен... Для выполнения этого аспекта своих обязанностей человек очень настойчиво поощряется каким-то внутренним стимулом...»17
Между людьми, которые свободно трудятся во славу Божью, должен быть заключен общественный договор. На этом этапе познание, в общем и целом, может быть завершено - для абсолютного большинства членов общества. Формирование их нового мировоззрения завершено. Она обрела целостность. Эпистемология перешла в теологию, а затем в антропологию и изучение общества. Сделан главный вывод, определяющий новую этику и непосредственно определяющий весь образ жизни и поступки человека.
Конечная цель научного познания состоит именно в том, чтобы понять других людей, понять мотивы, которыми они руководствуются в своей жизни и деятельности.
Джон Локк не утверждает, что существует единый, универсально обязывающий "истинный" смысл жизни. Каждый имеет право жить так, как он живет. Ни правитель, ни философ, ни богослов - никто не должен делать за человека жизненного выбора. Каждый должен сделать этот выбор исключительно самостоятельно: "то, что каждый должен найти усилиями своего собственного ума, суждения, размышления, независимой мысли, не должно быть оставлено на попечение какого-либо одного человека, как будто он имеет такую привилегию в силу своего положения18."
Философ не должен предписывать единый, правильный образ жизни для всех людей. Им нужно понять, почему разные люди живут и думают по-разному.
Подведем итоги. Именно Джон Локк, опираясь на протестантскую этику и в соответствии с идеями человека, занятого свободным предпринимательством, создает философию понимания и терпимости. Именно он закладывает основы антропологического поворота в философии, утверждая, что изучение мира методом объяснения есть лишь первый, начальный этап познания, а конечная цель этого познания-постижение способностей человека, его внутреннего мира. Главное в философии Локка-либеральное требование неограниченной индивидуальной свободы, которая не может быть ограничена ни государством, ни идеологией. Только признавая эту безграничную индивидуальную свободу, которая может и должна ограничиваться только самой собой, можно отстаивать метод понимания другого. Именно поэтому метод понимания неотделим от принципа толерантности, а вместе они-от ранней, во многом романтизированной идеи демократии.
Рассел говорит о философии либерализма, " полное изложение которой можно найти у Локка»:
"Ранний либерализм был продуктом Англии и Голландии... Он выступал за религиозную терпимость, был протестантом по природе, но терпимым, а не фанатичным, и относился к религиозным войнам как к глупости. Он платил дань торговле и промышленности и отдавал большее предпочтение растущему среднему классу, чем монархии и аристократии; он проявлял большое уважение к праву собственности, особенно когда она накапливалась трудом ее владельца. Принцип наследования власти, хотя и не был полностью отвергнут, был более ограничен, чем когда-либо прежде; он отвергал, в частности, божественное право королей и провозглашал, что каждая община людей имеет право, по крайней мере первоначально, устанавливать любую форму правления, какую она пожелает. Конечно, тенденция раннего либерализма была направлена на демократию, управляемую правами собственности. Существовало убеждение, сначала не вполне выраженное, что все люди рождаются равными и что их последующее неравенство является продуктом обстоятельств. Это привело к тому, что особое значение придавалось обучению как противоположности врожденных свойств...
Ранний либерализм был оптимистичен, энергичен и философичен, потому что он был представителем растущих сил, которые, казалось, одерживали победы без больших трудностей и приносили человечеству большую пользу своей победой. Либерализм был против всего средневекового, как в политике, так и в философии, потому что средневековые теории использовались для утверждения власти Церкви и короля, для оправдания преследований и предотвращения расцвета науки; но он был одинаково враждебен современному фанатизму кальвинистов и анабаптистов»19.
Как уже отмечалось выше, И. Кант публично объявил, что "коперниканский" антропологический поворот в философии сделан им. На самом деле подобные утверждения всегда верны лишь отчасти, поскольку любая революция в науке не происходит в одночасье. Он готовится уже давно усилиями многих людей, и трудно определить грань, за которой переворот уже состоялся, а за какой - еще нет.
Локк, как отмечал К. Маркс, создал философию компромисса. Это верно и в отношении перехода от космоцентризма к антропоцентризму. Джон Локк не противопоставляет один способ мышления другому. Он изображает их как две ступени на одном и том же пути познания - первую и последнюю. На первом этапе используется метод объяснения: человек ищет законы, которые Бог "зашифровал" в мире, как в загадке-шараде. Все индивидуальное сводится к этим законам. На последнем этапе познания используется метод понимания: важно понять внутренний мир людей, занятых достижением своих жизненных целей. Вернее, одна цель - счастье, но-у каждого по-своему неповторимо.
Такое компромиссное решение проблемы не может быть последовательным. В нем всегда доминирует либо одно, либо другое. У Локка космоцентризм все еще преобладает над антропоцентризмом, метод объяснения над методом понимания. Это выражается, во-первых, в том, что непреложные законы мира устанавливаются богом; человек только открывает их, но не оказывает никакого субъективного влияния на формирование этих законов. Во-вторых, как бы Локк ни признавал многообразие человеческих жизненных путей и свое неповторимое понимание счастья в каждом из людей, он также видит здесь, в сущности, один-единственный непреложный закон: все стремятся к счастью, даже бог, который "абсолютно счастлив". Стремление к счастью присуще всем людям без исключения, и это опять-таки свидетельствует об объяснительном стиле мышления. В-третьих, Бог Локка полностью лишен каких бы то ни было личностных черт. Он установил законы мира и взял на себя обязательство не нарушать их - из уважения к самому себе как к законодателю. Поэтому в мире Локка нет места спонтанности, всему иррациональному и нелогичному. Поэтому понимание этого мира сводится к чисто рациональному пониманию. Локк смотрит холодно и рационально на страсти других людей, не пытаясь "почувствовать" их на основе собственного опыта.
Кант, по сравнению с Локком, конечно, сделал значительный шаг вперед - и в этом смысле завершил антропологическую революцию. Этот шаг состоит в том, что причинность, закономерность, необходимость объявляются не свойствами самого мира, а формами мышления человеческого разума.
Хотя И. Кант пошел, казалось бы, дальше, чем Дж. В обосновании Локком" субъективного"," понимающего "метода это движение вовсе не было дальнейшей" демократизацией " познания. Напротив, мышление Канта открыло путь к новому авторитаризму. Это сразу же сказалось на судьбе метода понимания в классической немецкой философии. Оно здесь вообще не развивалось: другое надо было не понимать, а привести к единому, правильному мышлению.
Кант использует аргументы Локка только тогда, когда пытается разрушить феодальный порядок в Германии - точнее, побудить всех мыслящих людей к его разрушению. Здесь он вполне готов пойти даже дальше Локка. Но что будет, если феодальная система рухнет? Больше всего кант боится возможного хаоса и анархии, которые неизбежно усугубят и без того огромное экономическое отставание страны от европейских соседей. Как только феодальный строй будет разрушен, должна быть установлена новая и принципиально иная дисциплина-дисциплина, основанная на новом и разумном понимании долга. Гражданин Новой Германии должен руководствоваться только долгом и ничем, кроме долга. Кант же, напротив, отводил себе скромную роль наставника, объясняя, в чем состоит эта обязанность. В отличие от англичанина, который, по Локку, мог на свой страх и риск определить, что такое счастье для него, и следовать этой идее, немец у Канта ни на минуту не оставался без присмотра: как только он освобождался от диктата теологов и метафизиков, он сразу же попадал под морализаторский Кантовский контроль.
Философия И. Канта не может быть правильно понята, если она отделена от контекста исторической ситуации в Германии, в которую она была вплетена....
Немецкие мыслители ясно видели, как в Англии и Франции происходит формирование Объединенных Наций, "собранных" рынком. Сама экономика стимулировала прогрессивное разделение труда внутри страны, специализацию районов, которые уже не могли жить друг без друга, не вступая в постоянные экономические связи. Единый национальный рынок порождал постоянные коммуникации между жителями разных регионов, что в конечном итоге привело к формированию единого национального государства и формированию национальной культуры. Это, в свою очередь, дало новый импульс развитию национальной экономики.
Европейские соседи Германии все больше продвигались вперед по пути экономического развития. Если Германия не хотела оставаться безнадежным аутсайдером, она должна была немедленно предпринять, пользуясь модным ныне выражением, "догоняющую модернизацию"." Но как это можно было сделать, как можно было ускорить создание национального рынка и народного хозяйства, если этому мешала раздробленность на 300 княжеств, каждое из которых устанавливало таможенные барьеры и проводило политику защиты "своих" производителей?
Необходимо было разрушить систему феодальной власти. Но до сих пор только интеллектуалы вроде Канта, следившие за тем, что происходит в окружающем мире, осознавали эту потребность. У других представителей народа, конечно, тоже были такие мысли, но идеологи немецкого феодализма - теологи и метафизики-быстро убедили их, что такие мысли греховны и ошибочны.
Власть теологов и метафизиков должна была быть подорвана в первую очередь. Оба притворились учеными. Их авторитет основывался на знании великого мирового порядка, который не может поколебать никакая человеческая деятельность. Все их теории сводились, по существу, к одному тезису: мир устроен Богом так, а не иначе, и божественный миропорядок прямо предполагает незыблемую власть феодалов.
Иными словами, космоцентризм в философии был оправданием существования феодальных порядков и феодальной раздробленности, при которых свободная творческая деятельность предприимчивого индивида не поощрялась.
Именно для того, чтобы подорвать эти феодальные порядки, нужна была антропологическая революция, заменившая космоцентризм антропоцентризмом.
Избранная И. кантом стратегия предполагала решение ряда задач.
Во-первых, нужно было показать, что ремесленник и естествоиспытатель-это люди, которые не приспосабливаются к действительности, а активно ее создают. И это не только нормально, но и вполне согласуется с философской идеей человека. Ремесленник и ученый правы и компетентны, причем в пределах своей сферы деятельности.
Во-вторых, нужно было доказать, что теологи и метафизики, которые задались целью говорить о мире вообще и о Боге, наоборот, некомпетентны. Более того, они в корне некомпетентны: не только недоумевают, но вообще никто на их месте не смог бы ответить на вопрос, каков вообще мир и каков Бог.
В-третьих, необходимо было дать новую основу немецкому взгляду на жизнь. Уже цитированное нами высказывание из второго предисловия к "критике чистого разума" показывает, что Кант вполне понимает немецкий менталитет: немец должен иметь исходную, самоочевидную, незыблемую идею чего-то фундаментального и безусловного, на основе чего строится общая этика и вытекающие из нее нравственные требования к повседневному поведению.
Раньше таким основанием было учение о сотворенном Богом мире. Если же критика подрывает его, то тут же должно быть предложено новое основание, а именно коренящаяся в человеке внутренняя идея долга, выраженная в категорическом императиве.
Может показаться, что категорический императив не содержит никаких конкретных моральных требований. Все, что он говорит, это то, что мы всегда должны действовать в соответствии с таким правилом, которое может быть желательно, чтобы сделать его обязательным для всего человечества.
Такое рассуждение было бы немыслимо со стороны Локка. Он утверждал, что человек, который видит счастье в обжорстве или пьянстве, хотел бы такого же счастья для каждого члена человечества. ("Бездельник, который не пьет с нами!" - поется в одной из застольных песен). Любителю лошадей, напротив, хотелось бы, чтобы все человечество прониклось этой любовью.
Однако кант основывает свою этику не на идее счастья, которая действительно индивидуальна для каждого, а на идее общего долга, одинакового для всего мыслящего человечества. При ближайшем рассмотрении оказывается, что такой обязывающей обязанностью для всех является стремление к идеалам просвещенного буржуазного миропорядка. Этический путь к капитализму-это рецепт Канта для Германии, точно так же, как неокантианцы рекомендовали этический социализм немцам более века спустя.
Однако применительно к нашей теме это означает, что Канту не нужен метод понимания, когда речь идет об этике. Его не интересует, что думает и чувствует каждый из немцев - его интересует, что он должен думать и чувствовать в соответствии с общечеловеческими ценностями, которые внутренний голос практического разума, комментируемый И. кантом, поможет ему выбрать.
И. Г. Фихте, последователь И. Канта, также внес значительный вклад в развитие философии понимания, и так же, как он не чувствовал в этом необходимости, как оказалось в конце концов. Этот парадокс объясняется тем, что И. Г. Фихте уже имел возможность наблюдать влияние неокантианства на немецкую публику. Эта аудитория на словах обращалась к канту и с энтузиазмом принимала общечеловеческие ценности, но на самом деле не спешила их реализовывать.
Вывод, сделанный И. Г. Фихте, был таков: некоторые люди по природе, по темпераменту просто не могут принять кантовскую философию, даже если они хотят этого всем сердцем. Эти люди не находят энергии, необходимой для трансформации. Они не умеют создавать собственные представления о предмете, они предпочли бы получить его в готовом виде.
И. Г. Фихте пришел к выводу, что трудно переоценить: "как человек есть, такова и его философия." Он разделил всех людей на догматиков и критиков. Догматики не способны к кантовскому мышлению. Они воспринимают мир как данность, а предмет-как" готовую " вещь, к которой нужно приспособиться, сообразоваться с ней. Догматик-это исполнитель, который принимает мир таким, какой он есть.
Критик же, напротив, склонен строить свое собственное представление о предмете, сам организовывать данные опыта.
Если бы И. Г. Фихте сосредоточился на этом утверждении, он мог бы стать основателем теории психологических типов. Однако на этом он не остановился, поскольку не обладал необходимой беспристрастностью психолога. Он стремился распространить критический тип среди немцев, а потому не был готов признать, что догматизм или критичность определяются какими-то внешними факторами и, следовательно, соотношение догматиков и критиков в любом обществе остается неизменным. Скорее, Фихте надеялся, что догматизм-это не черта характера, а результат недостатка просвещения, признак отсталости, который можно преодолеть путем распространения собственных учений. Однако плохие результаты кантовской и фихтеанской пропаганды в пределах Германии доказали обратное.
Возможно, сам Фихте, сам того не сознавая, нанес сокрушительный удар кантианству. А именно, если есть догматическое мышление и критическое мышление, то нет универсального мышления. Все либо догматики, либо критики. Это открытие И. Г. Фихте развил позже Ф. Ницше, говоривший о великих людях, которые устанавливают новые ценности (это "критики"), и о простых людях, которые пассивно принимают эти ценности в" готовом виде", как будто они существуют" от природы "("догматики"). Ницше, однако, явно предпочитает один из этих двух типов. Только непредвзятый психолог и основатель прагматизма У. Джеймс ставит " догматиков "и" критиков "на один уровень, признавая равными и равноценными эти" философские темпераменты", которые он называет соответственно " жесткими "и"мягкими".
Из онтологического и гносеологического вопроса вопрос о существовании "объективной реальности" превращается, таким образом, в вопрос понимания психологии. "Объективная реальность" - это специфический интеллектуальный конструкт, который человек" догматического " темперамента создает для себя, чтобы оправдать свою пассивность, приспособляемость и нежелание предпринимать активные действия. Ссылаясь на то, что "обстоятельства объективно сложились именно так", он снимает с себя ответственность и избавляется от чувства вины за бездействие. Такую же роль играет для него идея" Божьей воли "или"предназначения"."
Давайте повторим: эта психологическая интерпретация существования двух методов в философии и науке – "объяснения" и "понимания" - была впервые предложена И. Г. Фихте. Однако она не получает от него беспристрастного психологического развития, так как сам И. Г. Фихте использует весь пыл своего красноречия для пропаганды только одного, "критического" стиля мышления. Таким образом, он снова отказывается от метода понимания, которому он внес столь значительный вклад, поскольку он начинает навязывать "критическое" мышление всем немцам. Немцы должны мыслить критически - и не нужно понимать, как они на самом деле мыслят. Только критически мысля, они могут преодолеть феодальную отсталость Германии и объединиться как единая нация.
Но Фихте, как и Кант, не хочет, чтобы "критическое" мышление привело к анархии. Нельзя позволить каждому самостоятельно создавать свою картину предмета и свою картину мира - при таком разбросе "догоняющая модернизация" невозможна. ( Подобный стиль рассуждений мы видим сегодня в России: либеральная идея свободного рынка здесь осуждается, так как она не позволила бы догнать развитые постиндустриальные державы, экономика которых начала развиваться именно на основе идеи либерализма Локка.)поэтому" конечное я " Фихте создает объект ( не-я) не по собственной воле, а под постоянным наблюдением бесконечного я, то есть Бога, который присутствует в человеческой душе и говорит в ней.
По существу, однако, это означает возвращение к докантовскому философствованию - возрождение той самой метафизической идеи Бога, от которой пытался отказаться кант. Гегельянство-это также возврат к докантовскому философствованию. Здесь бог, как всеобщий разум, последовательно вкладывает свои идеи в исторически существующие общества и в головы людей. Таким образом, кантовская антропологическая революция снова преодолевается: не человек создает идею Бога, а идея Бога создает человека.
Глава 3. завершение обоснования метода понимания
3.1 о проблеме метода понимания в философии
Локк показал, что человек заслуживает не меньшего внимания, чем космос; более того, изучение космоса может быть только первой ступенью человеческого познания, а высшей ступенью должно быть изучение человеческой души.Кант продолжал эту линию, доказывая, что знание о космосе "в себе", о космосе "в себе", как оно есть без человека, невозможно; мы можем иметь только человеческое знание, а потому необходимо изучать познавательные способности человека, позволяющие получить такое человеческое знание. Неокантианцы Баденской школы В. Виндельбанд и Г. Риккерт показали необходимость особого метода гуманитарного познания и невозможность переноса обобщающего метода естествознания в эту область.
Настал черед В. Дильтея и К. Ясперса, когда в полной мере раскрылись проблемы, которые не были решены их предшественниками, упомянутыми выше. Перечислим эти проблемы.
1. Уже И. Кант заметил, что его учение не воспринимается многими читателями. Сколько бы он ни доказывал, что метафизика ненаучна, люди продолжали говорить о том, каков мир вообще, что такое душа, Бог и свобода, то есть пытались судить о непознаваемых "вещах в себе"." Кант вынужден был признать, что эти рассуждения, отнюдь не научные, имеют для человека некоторое психологическое значение. Человек предпочитал иметь ненаучное представление о смысле жизни, чем не иметь его на научной основе. Такое представление о смысле жизни позволяло человеку примириться со своим существованием и оправдать его. Смысл жизни, конечно, определялся созданием собственных представлений о том, что такое мир, что сотворил его бог, и что такое человек, наделенный душой, - каковы его возможности в этом мире. Иными словами, оказалось, что философское мировоззрение имеет не только научное значение. Она помогает человеку жить, утешает в случае неудач и мобилизует волю, необходимую для совершения важных действий. Возникла проблема: либо, сохраняя научный характер, отказаться от смысла жизненных проблем, либо, отказавшись быть научным, создать мировоззрение, поддерживающее человека в жизни.
2. сам Кант признавал, что человеческая душа не может быть понята Научно, что она навсегда останется вещью в себе. Неокантианцы Баденской школы пытались преодолеть этот пессимистический прогноз. Просто их гуманитарные науки должны были использовать другой метод (" идеографический" или "индивидуализирующий"). Но в то же время они оставались науками, для которых требование рационального доказательства их выводов, которое должно было иметь общеобязательный характер, оставалось обязательным, как и для всех наук. В конце концов, наука такова лишь тогда, когда она логически доказывает свои положения. Ведь ни вера, ни эмоции,ни возбуждение воли к действию не являются доказательствами истинности положений науки. Положения науки должны быть справедливы для всего человечества. Не может быть науки только для европейцев или только для азиатов, науки только для молодежи, неприемлемой для пожилых, науки только для городских пролетариев, неприемлемой для крестьян или предпринимателей.
Но позже выяснилось, что то, что неокантианцы называли "общезначимыми ценностями", вовсе, конечно, не значимо для всего человечества. Представления о добре и зле, справедливости и несправедливости, счастье и несчастье и т. д. совершенно не совпадали у представителей разных культур, разных поколений, разных социальных слоев одного и того же общества. Возникла дилемма: либо доказывать, что ценности, отличающиеся от общечеловеческих, ошибочны, и от них следует отказаться (вся система образования в своей гуманитарной части этим еще занимается), либо открыто признавать, что разные культурные сообщества, поколения, социальные слои живут в соответствии со своими представлениями о ценностях.
Тогда бы выяснилось, что "общечеловеческие ценности" - это всего лишь ценности европейских интеллектуалов-гуманитариев.
3. общечеловеческие ценности, как полагали кант и его неокантианские последователи, должны не только придавать смысл всей культуре, но и двигать историю, побуждать людей к действию. Общество будущего должно быть организовано научно, на основе разума. Кант и его последователи не сомневались в этом. Однако жизнь показала обратное: действия людей, определяющие смысл истории, крайне редко совершаются на основе зрелой научной рефлексии. Более того, человек, который слишком много думает, часто воздерживается от каких-либо действий. Во всяком случае, он опережает того, кто действует под влиянием эмоционального импульса, страсти, даже инстинкта. Но если это так, то мы должны изучить все эти внерациональные факторы, чтобы понять движущие силы человеческой истории. Можете ли вы понять их своим умом? Весь опыт развития человеческой культуры заставляет усомниться в этом. Но тогда, если ставить вопрос в кантовских терминах, гуманитарное познание возможно только при наличии у исследователя особой способности, позволяющей ему постигать эмоции, чувства, инстинкты и волевые импульсы.
В. Дильтей, создавая свое учение о методе гуманитарных наук, стремится решить эти проблемы. Он недвусмысленно признает, что продолжает традицию, восходящую к Локку и Канту, но стремится преодолеть ее эпистемологическую односторонность.
В. Дильтей абсолютно согласен с тем, что любое знание, в том числе и знание о природе, может быть только человеческим знанием, обусловленным особенностями познавательных способностей человека. "Вся наука начинается с опыта, и всякий опыт изначально связан с состоянием нашего сознания, в котором он находит свое место, и обусловлен целостностью нашей природы. Мы называем эту точку зрения, согласно которой невозможно выйти за пределы этой обусловленности, так сказать, смотреть без глаз или направить взгляд знания за пределы самого глаза, - когнитивно - теоретической; современная наука не может допустить никакой другой. Именно здесь, как мне стало ясно, независимость наук о духе находит необходимое оправдание для исторической школы. Ибо с этой точки зрения наше представление о природе в целом есть лишь тень, отбрасываемая скрытой от нас действительностью, тогда как действительностью как таковой мы обладаем, напротив, только в данных внутреннего опыта и в фактах сознания. Анализ этих фактов составляет средоточие наук о духе, и поэтому, как того требует историческая школа, познание принципов духовного мира не выходит из сферы самого последнего, а науки о духе образуют самостоятельную систему20."
Другими словами, В. Дильтей признает следующее:
1. любая наука начинается с опыта, а опыт зависит от структуры познавательных органов человека. Невозможно устранить какую-либо "субъективность", то есть влияние структуры человеческих органов познания, увидеть "мир таким, каков он есть сам по себе". Это как " видеть без глаз."
2. Мы не знаем и не узнаем, каков мир «сам по себе», как бы к этому не стремились - веками! - естествоиспытатели. Образы природы, которые они создавали, были всего лишь «преходящими тенями». В самом деле, вспоминая о том, как человек на протяжении своей истории представлял космос - начиная со знаменитой теории о трех слонах, стоящих на черепахе - мы не можем всерьез полагать, что эти представления отражали мир, как он есть сам по себе. Человеческие картины мира говорили, скорее, о человеке, чем о мире. Они всякий раз зависели от человеческой фантазии, примысливаемой к опыту, к тому, что было дано в ощущениях.
3. Реальностью для человека являются не порождения его фантазии (мир, стоящий на трех слонах, материя как сумма крючковатых атомов Демокрита, материя как сумма корпускул, управляемая Богом-законодателем и т.п.), а данные его внутреннего опыта и факты сознания. В первую очередь надо изучать именно их, то есть то, что пребывает в субъекте, в его «душе». А, стало быть, на передний план выходят науки гуманитарные («науки о духе»).
Во всем этом В. Дильтей совершенно согласен с Локком и Кантом. Расходится же он с ними только в том, что для Локка и Канта главным содержанием человеческой души оказываются ее рациональные способности к познанию. Говоря проще, Локк и Кант срисовывают человека с себя, делают его главным образом ученым, размышляющим существом, главным свойством которого оказывается интеллект.
В. Дильтей пишет: « Частью, сближаясь в этих вопросах с теоретико-познавательной школой Локка, Юма и Канта, я, однако, вынужден был иначе, чем делала эта школа, понимать совокупность фактов сознания, в которой все мы одинаково усматриваем фундамент философии... Предшествующая теория познания, как в эмпиризме, так и у Канта, объясняет опыт и познание исходя из фактов, принадлежащих к области голого представления. В жилах познающего субъекта, какого конструируют Локк, Юм и Кант, течет не настоящая кровь, а разжиженный сок разума как голой мыслительной деятельности»21.
В. Дильтей - историк, а потому человек для него - это не только и не столько познающее существо. Это - существо действующее, созидающее культуру, а не сторонний наблюдатель, который лишь рационально анализирует уже созданное. Но когда человек действует, то он руководствуется вовсе не в первую очередь разумом. Разум вступает в действие тогда, когда нечто уже создано под влиянием воли и страсти: сова Минервы вылетает в сумерки, чтобы осмыслить сделанное. Главное в человеке для историка - это не разум, а жизнь. И жизнь эту составляют воля, чувства и представления.
«Меня мои исторические и психологические занятия, посвященные человеку как целому, привели, однако, к тому, что человека в многообразии его сил и способностей, это воляще-чувствующе-представляющее существо, я стал брать за основу даже при объяснении познания и его понятий (таких, как «внешний мир», « время», «субстанция», «причина»), хотя порой и кажется, будто познание прядет эти свои понятия исключительно из материи восприятия, представления и мышления. Метод нижеследующего опыта, поэтому таков: каждую составную часть современного абстрактного, научного мышления я соразмеряю с целым человеческой природы, какою ее являют опыт, изучение языка и истории»22.
Кант, как мы помним, совершил коперниканский переворот в философии: он показал, что не познание человека должно приспосабливаться к миру, а «мир», т.е. представление о нем, созданное человеком, должно приспосабливаться к устройству человеческих познавательных органов. Не ум приспосабливается к миру, а картина мира создается умом ученого. Теперь Дильтей осуществляет еще один переворот: он показывает, что ум ученого - далеко не центр внутреннего мира человека. Способность рационально мыслить - вовсе не главная способность человека. Не она воплощается в истории, поскольку история неразумна. История творится людьми, которые наделены волей, которые чего-то страстно желают и добиваются этого в действии. Воля же возбуждается и руководствуется ощущениями и представлениями, а вовсе не предварительными размышлениями и теоретизированием.
Человек должен рассматриваться как живое единство воли, ощущения и представления. Исходя из этого изначального антропологического представления, можно объяснить абсолютно все - и историю, и культуру, и познание с его представлениями о внешнем мире: « ...Важнейшие составляющие нашего образа действительности и нашего познания ее, а именно: живое единство личности, внешний мир, индивиды вне нас, их жизнь во времени, их взаимодействие - все может быть объяснено исходя из этой целостности человеческой природы, которая в воле, ощущении и представлении лишь развертывает различные свои стороны. Не постулирование окостенелой априорной способности познания, а лишь отталкивающаяся от целостности нашего существа наука об историческом развитии способна дать ответы на вопросы, которые все мы имеем предъявить философии»23.
Что же представляют собой воля, ощущение и представление?
Это - вовсе не воля, ощущение и представление отдельного человека. Отдельный человек историка интересовать не может. Жизнь человечества видится им как единый поток, который продолжает течь непрерывно, несмотря на то, что индивиды приходят и уходят. « Поток происходящего в обществе не знает остановок, тогда как индивиды, влекомые этим потоком, явившись на сцене жизни, вынуждены затем покидать ее. Индивид заведомо включен в жизнь в качестве элемента, находящегося во взаимодействии с другими такими же элементами. Не он возводил то целое, внутри которого был рожден»24.
Общественная жизнь, которую изучают гуманитарные науки - это система в движении. Несмотря на изменения, она остается той же системой. Элементы ее - отдельные люди с их внутренним миром - приходят и уходят, сменяя друг друга. Поэтому нельзя изучать отдельных людей: изучая элементы по отдельности, нельзя постичь систему. Однако Дильтей не согласен и с тем, что существуют некоторые общечеловеческие ценности, которые управляют этой системой. Система находится в историческом развитии. Если называть гуманитарное познание «науками о духе» то «дух», который они изучают - это некая надчеловеческая сила, в которой переплетены мышления, чувства и воля. Эта сила по-разному проявляется в разных народах и отдельных людях, заставляя их действовать и творить свои исторические миры.
Задача гуманитарного познания, следовательно, состоит в том, чтобы постичь этот «объективный дух», лишь проявляющийся в каждом народе и человеке. Мы не можем питать иллюзий о том, что «объективный дух» может быть постигнут нами непосредственно, путем откровения. Нам даны только общественные явления, которые представляют собой воплощения «объективного духа»: сложнопереплетенных мышления, чувства и воли. Метод гуманитарных наук, следовательно, состоит в том, чтобы постичь их, исходя из своего внутреннего опыта. Каждый человек наделен способностью мышления, чувствования и воления. Поэтому он, исходя из собственного внутреннего опыта, может постичь мышление, чувствование и волю в других людях, а в итоге - единство мышления, чувствования и воли как единую «энергию», творящую всю культурную историю.
Суть такого постигающего метода Дильтей выражает в таких словах:
« Сущность общественных явлений понятна нам изнутри; на основе наших собственных состояний мы, в известной мере, способны воспроизводить их в себе: любовь, ненависть, бурная радость, вся игра страстей сопутствуют нашему созерцанию исторического мира... Общество - вот наш мир. Игра взаимодействий в нем мы сопереживаем всеми силами нашего существа, ибо внутри себя самих обнаруживаем живейшее волнение тех состояний и сил, из которых строится его системы. Образ его состояния нам приходится постоянно совершенствовать в вечно подвижных ценностных суждениях, неустанно изменяя его - по крайней мере, в представлении - движением воли»25.
Суть метода гуманитарных наук, по Дильтею - это интеллектуальное сопереживание, или, точнее, сопереживание, наделенное интеллектом, сопереживание, которое можно выразить в слове, осмыслить и передать другому.
В. Дильтей до конца своей жизни оставался историком. Его больше интересовало общество в целом, чем отдельный человек. Если В. Дильтей и занимался психологией, то только затем, чтобы обосновать метод психологического постижения истории. Смысл деятельности историка В. Дильтей понимал так. Представим себе, что некоторое общество впало в состояние застоя, депрессии, разуверилось в себе. Помочь ему может только историк дильтеевской школы. Он должен найти в прошлом личность, наделенную именно той волей, энергией и жизненными представлениями, которые сегодня необходимы обществу. Он должен герменевтически проникнуться жизненной энергией этой личности и донести ее до современников, написав о ней историческое исследование, которое будет воспринято не только головой, но и сердцем. Понять подобный способ действий можно на таком примере. В годы Великой Отечественной войны на киностудиях, эвакуированных в Алма-Ату, снимались фильмы о великих полководцах, чтобы показать их на фронте и воодушевить воинов современных, сообщив им энергию воинов прошлого.
Иными словами, В. Дильтею приоритетными всегда представлялись задачи общества в целом.
3.3 Экзистенциальная коммуникация К. Ясперса
К. Ясперс, напротив, начинал свою деятельность психиатром, и приоритетным для него было постижение данного, конкретного индивида - пациента. Дильтеевский метод был назван К. Ясперсом методом понимания и применен вначале в психиатрии, а затем - в философии экзистенциализма.
Подводя итоги жизни и деятельности в «Философской автобиографии», К. Ясперс вспоминает, как он толковал и обосновывал метод понимания в своей ранней работе – «Общей психопатологии». После завершения учебы на медицинском факультете К. Ясперс работал с 1908 по 1915 год в психиатрической клинике университета г. Гейдельберга. Состояние здоровья - бронхоэктатическая болезнь, осложненная заболеваниями сердца - не позволяли ему быть полноправным врачом, нести весь объем положенной такому врачу нагрузки. К. Ясперс был ассистентом-волонтером. За ним не закреплялись постоянные больные, зато молодой врач имел возможность постоянно находиться при коллективе врачей исследователей, занимающихся психиатрией. Вынужденное, несколько отстраненное положение наблюдателя позволяло ему, однако, методологически анализировать научную деятельность коллег.
Психиатрия, по результатам этих наблюдений, представлялась К. Ясперсу областью, в которой господствует наихудший род эмпиризма.
На основе нескольких фактов, которые представлялись сходными, сразу же выдвигались отвлеченные теории. Если мерить психиатрию мерками физики - наиболее продвинувшейся и методологически осознающей себя естественной науки - то психиатр был подобен физику, который на основании двух-трех наблюдаемых фактов немедленно приступал к созданию картины всего мироздания в целом.
К. Ясперс писал, вспоминая годы своей врачебной деятельности: «Освоенная мною литература по психиатрии, изданная более чем за сто последних лет, была необыкновенно обширна, но, как, оказалось, содержала главным образом пустые, ни на чем не основанные рассуждения. В этой куче попадались и жемчужные зерна - когда кто-нибудь из авторов излагал результаты реальных наблюдений достаточно ясно и таким образом, что, столкнувшись с данным феноменом в будущем, его можно было однозначно распознать».26
Постепенно стали вырисовываться контуры принципиально нового психопатологического подхода. Опираясь на открытия В. Дильтея, К. Ясперс разделил объясняющую и понимающую психологию как исходный базис для психопатологических исследований. Традиционная психиатрия и психология ориентировалась на объяснение как прослеживание причинных связей - например, каузальных связей между раздражением определенных нервов и движением как результатом, между воздействием раздражителя из окружающей среды и утомлением как результатом и т.п. Здесь, при исследовании таких причинных связей, во-первых, психология и психиатрия уподоблялись физике и другим так называемым «точным» наукам; во-вторых, она совершенно отвлекалась от личности исследуемого человека (он выступал просто как организм, а не как личность).
Принципиально новая психология (и психиатрия), названная К. Ясперсом «понимающей», была, в противоположность этому, ориентирована на выяснение мотивов: она пытается постичь, как из впечатлений возникают «состояния чувств» человека, а из них - надежды, бредовые представления или страхи. Сам К.Ясперс описывает это следующим образом: «Понимаемые связи - это нечто совсем иное, чем причинные связи. Например, если мы понимаем действие исходя из мотивов, то объясняем его причинно через раздражения нервов. Мы понимаем, как из аффектов приходят настроения, из настроений - определенные надежды, фантазии и опасения, мы объясняем возникновение и постепенное исчезновение представлений в памяти, явления утомления и отдыха и т.п. Понимание происходящего в душе из другого происходящего в душе называют так же и психологическим объяснением, и исследователь-испытатель, который должен иметь дело только с воспринимаемым чувственно и каузальными объяснениями, высказываются против психологического объяснения, если оно должно где-либо заменить их работу»27
Как подчеркивает в своей «Философской автобиографии» Карл Ясперс, мы непременно должны видеть след этой личности, даже если она находится на грани полного разрушения, и относиться к ней как к величайшему чуду и тайне - с трепетом и благоговением.
Как видим, основные принципы, впоследствии получившие широкую известность в философии экзистенциализма, начинают складываться у Карла Ясперса именно тогда, когда он размышляет о принципиально новой психиатрии. Мы не можем сказать, что эти основные экзистенциалистские принципы выводятся из анализа психиатрических и психологических учений, известных Карлу Ясперсу. Как указывает он сам, наличествующие на данный момент психологические и психиатрические теории совершенно противоречат друг другу. Как учит логика, из противоречия не следует ничего. Таким образом, при создании своих психиатрических и психологических произведений Карлу Ясперсу приходится создавать заново и вносить в эту сферу принципиально новую для нее философскую базу, каковой является экзистенциализм. Потребность в выделении «понимания» как метода возникает не потому, что нужно более эффективно добиваться практических результатов, не в «интересах дела», а в интересах больного. Предпосылкой своей метод «понимания» имеет конкретный переворот во врачебной этике, которая интересует К.Ясперса в медицине в самую первую очередь. Эта врачебная этика выводится им из этики общечеловеческой, а в основу этой последней, как всегда бывает у экзистенциалистов, кладутся собственные принципы жизни.
Врач-психиатр должен начинать с анализа исходного материала - с описания того, что происходит в психике пациента. Необходимо, чтобы сам пациент ясно и без искажений смог увидеть внутренним взором происходящее его душе.
Во-вторых, после того, как пациент усмотрел происходящее в его душе, он должен сообщить об этом психиатру. Возникает проблема языка, проблема сообщаемости усматриваемого, ибо человеческий язык естественно сформировался в ходе истории как язык, описывающий взаимодействие с предметами внешнего мира. Именно в силу этого словесная передача состояний души, настроений, надежд, фантазий и опасений представляет собой до сих пор достаточно большую сложность для каждого (Достаточно вспомнить, насколько сложно человеку объясниться в любви предмету своих чувств. Он не находит для этого слов, и если эти слова нельзя заимствовать из языка технической эпохи, описывающего процессы предметной трудовой деятельности, то остается один выход - обратиться к тем сферам человеческой культуры, которые издавна, на протяжении тысячелетий специализируются на выражении тончайших оттенков человеческих чувств и настроений. Такими отраслями культуры являются беллетристика, иные формы словесного творчества, а также другие жанры и виды искусства.
Однако одних возможностей искусства здесь недостаточно для психиатра: Карл Ясперс выдвигает требование узнаваемости психического феномена по описанию. Психиатрия не перестает быть наукой, хотя и особой, а потому должна иметь некоторое интерсубъективное значение. Психиатры должны понимать друг друга, то есть должны понимать по описанию, о каком состоянии психики идет речь, причем распознавать его безошибочно.
В рамках экзистенциальной философии должен быть разработан максимально выразительный, максимально точный язык для описания душевных состояний, на котором их может выражать и страдающий субъект, испытывающий эти состояния, и тот, кто эти состояния пытается постичь, тот, кто воспринимает повествование больного. Это - выражение уникально-индивидуального так, чтобы оно было понятно Другому, но - без научного абстрагирования, без отделения описываемых состояний от уникально-неповторимой индивидуальности. Еще один шаг - и понимающая психология превращается в философию, задачей которой становится «прояснение экзистенции».
Потребность в выделении «понимания» как метода возникает не потому, что нужно более эффективно добиваться практических результатов, не в «интересах дела», а в интересах больного. Предпосылкой своей метод «понимания» имеет конкретный переворот во врачебной этике, которая интересует К.Ясперса в медицине в самую первую очередь. Эта врачебная этика выводится им из этики общечеловеческой, а в основу этой последней, как всегда бывает у экзистенциалистов, кладутся собственные принципы жизни.
Если человек рассматривается не как предмет исследования, подобно тому, как это происходит в физике или, скажем, в физиологии, если он, к тому же, выступает как экзистенция, не знающая покоя и постоянно изменяющаяся, то это создает необычайные трудности при его понимании. Но есть огромное преимущество, которое их позволяет преодолеть: человек, которого предстоит понять психиатру, способен выражать свои состояния в слове. Таким образом, единственным путем к пониманию является диалог. Именно эту мысль и выражает К. Ясперс, противопоставляя исследование предмета диалогу как два пути познания, человек как целое не объективируем, он есть предмет... но в качестве такового он никогда не есть он сам. По отношению к нему, как к объекту, можно действовать посредством внутренних рассудочных установлений, согласно правилам и опыту, нельзя больше спутать объективно-предметное в человеке в эмпирическом смысле с ним как с экзистенцией, открывающейся в коммуникации. Следовательно, путь исследования - это диалог. «Только экзистенциальное общение, при котором нет отношения больному как к предмету, объекту, а есть подлинная связь двух личностей, двух неповторимых судеб, есть подлинная предпосылка эффективного излечения»28.
Диалог, как известно, предполагает равенство партнеров и строится на принципах равнопозиционного общения, при котором партнер по общению не воспринимается как изучаемый объект, а его познание происходит только через понимание. Точные науки - это монологическая форма знания; интеллект созерцает вещь и высказывается о ней. Ему противостоит безгласная вещь, но субъект не может изучаться как вещь, не может стать и безгласным, познание его может и должно быть диалогичным.
Вся экзистенция человека пронизана иррациональными моментами. «Мы - возможная экзистенция: Мы живем из истоков, которые находятся за пределами становящегося эмпирически объективным наличного бытия, за пределами сознания вообще и духа»29. Следовательно, все это может быть постигнуто только посредством вчувствования. Значит, это допускает диалог, в ходе которого одна экзистенция больного раскрывается экзистенции врача, экзистенция постигает себя лишь в сообществе с другой экзистенцией, «... человек находит в мире другого человека как единственную действительность, с которой он может объединиться в понимании и доверии»30. Близкое по смыслу положение высказывает В. Дильтей: «Внутреннее восприятие мы восполняем постижением других. Мы постигаем то, что внутри них. Происходит это путем духовного процесса, соответствующего заключению по аналогии»31.
Если необходим диалог между двумя экзистенциями, которые раскрываются навстречу друг другу, «резонируют», откликаясь на мысли и чувства Другого, и используют понимание, стало быть, здесь налицо равная ответственность между врачом и больными. Диалог предъявляет, в принципе, сходные требования к врачу и больному.
Проблема взаимодействия врача и больного, психотерапевта и пациента получила свое дальнейшее развитие в рамках глубинной психологии, где существует специальный термин «лечебный альянс»32, суть которого вполне отвечает воззрениям К. Ясперса. И хотя акцент здесь делается на позицию пациента (настрой пациента на общение с врачом, дающий возможность излечения - позиция открытости, позитивная установка), такая позиция возможна лишь при постоянном обеспечении возможности подлинной коммуникации со стороны врача.
Ситуация «врач – больной», по К. Ясперсу, является ярким примером экзистенциальной коммуникации. Позже идея подлинной коммуникации нашла свое развитие практически во всех работах К. Ясперса и прошла красной нитью через все его творчество.
Таким образом, мы выделили лишь некоторые основные моменты, в которых принципы психиатрии - как ее понимал К. Ясперс и врачи, в кругу которых он прошел в молодости школу жизни и этики медика - совершенно совпадают с основополагающими принципами философии экзистенциализма. Это, прежде всего, уважение к человеческой личности, к Другому, запрещающее превращать его в предмет сциентистского изучения и объект для манипулирования. Это - принцип диалога с Другим, подлинной коммуникации, в которой одна экзистенция раскрывается навстречу другой. Это - понимание как условие успеха диалога, предполагающее единство рационального и внерационального. Это - общая установка медика и философа-экзистенциалиста: они оба желают помочь человеку, оказавшемуся в кризисной ситуации.
Мы имели возможность убедиться, что К. Ясперс отнюдь не принадлежал к числу ученых, которые просто описывают существующее на данный момент положение в науке и ограничиваются классификациями. Занимаясь методологией психологической науки, К. Ясперс противопоставил традиционной, «объясняющей» психологии принципиально новую, «понимающую». Соответственно, нельзя считать неожиданностью и его подход к философии. Она тоже делится им на традиционную, т.е. существовавшую доныне, и принципиально новую, предлагаемую им.
То, что называется в экзистенциализме «экзистенциалом», предполагает нечто, сохраняющее в каждом случае свою уникальность и неповторимость. «Любовь», «страх», «отчаяние» - все это, как предполагается, сохраняет свою уникальность у каждого человека (в отличие, скажем, от фрейдизма, который пытается использовать при описании любви именно понятия, подражая «точным» наукам). Тем не менее, эта уникальность не абсолютна, ибо в таком случае никакое понимание чужой любви было бы не возможно. Хотя в беседе о любви каждый из собеседников говорит о глубоко интимном, своем, уникальном и неповторимом чувстве, другой понимает его, опираясь на свой «опыт» чувств. Возникает нечто, что можно назвать «резонансом душ», когда одна душа отзывается на звучание другой. Здесь, следовательно, есть нечто «общее», но оно - совершенно иное, чем в «точных» науках. Здесь есть своя «логика» чувств, не менее строгая, чем «логика» разума, что исключает релятивизм, при котором каждый слышит только свое, слушая другого. «Понимается» именно этот «смысл» чувств, их «логика» - нет иного средства, чтобы сказать об этом, только аналогия, с рациональным познанием, переданная использованием кавычек.
Заключение
В данной работе мы продолжили рассмотрение понимающего метода философии. Мы исследовали проблему метода понимания и выяснили, что метод понимания является универсальным методом гуманитарного познания. Он может реализоваться только через множество разнообразных частных методов и техник исследования.
Метод объяснения, используемый в естествознании, предполагает сведение индивидуального к особенному и, далее, к общему.
Метод объяснения предполагает отказ от рассмотрения индивидуального в пользу особенного, а затем и отказ от рассмотрения особенного в пользу общего. В отличие от этого, метод понимания есть метод изучения именно данного уникального индивида. Какие-либо обобщения здесь значительно менее ценны и значимы, чем выявление индивидуальных черт. Метод объяснения представляет собой подведение данного уникального феномена под определенный род или вид - при отбрасывании его неповторимых, индивидуальных черт.
Таким образом, метод понимания можно в первом приближении определить как метод познания Другого, наделенного способностями, подобными способностям исследователя; это метод познания другого человека с целью воссоздания особенностей его внутренней, интеллектуальной и эмоциональной жизни.
Новизна нашего исследования состоит в том, что мы проследили развитие метода понимания с зарождения до современности. Впервые рассмотрели Локка как основоположника метода понимания. Конечной целью научного познания является именно понимание других людей, понимание мотивов, которыми они руководствуются в своей жизни и деятельности.
Список литературы
Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Казус Вагнер. Антихрист..- Мн. Харвест; М.: АСТ, 2000. С.334.
Южаков С.Н. Жан-Жак Руссо // В кн.: Мольер. Вольтер. Руссо. Дидро.Ренан. СПб: "ЛИО Редактор" и др., 1998. С. 196.
Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Мн. "Харвест", 2000. С. 475.
Ницше Ф. Шопенгауэр как воспитатель // Ницше Ф.Странник и его тень. М., 1994. С.18.
Франк С.Л. Фр. Ницше и этика «любви к дальнему» // Франк С.Л. Соч. М., 1990. С. 218.
Кант И. Критика чистого разума. СПб., ИКА "ТАЙМ-АУТ", 1993. С.22.
Кант И. Критика чистого разума. СПб., ИКА "ТАЙМ-АУТ", 1993. С.22
Локк Дж. Послание о веротерпимости. С. 104.
Локк Дж. Послание о веротерпимости. С. 120-121
Локк Дж. Послание о веротерпимости. С. 105.
Локк Дж. Послание о веротерпимости. С. . 107.
Локк Дж. Опыт о человеческом разумении. С 318-319.
Локк Дж. Опыт о человеческом разумении. С 322.
Локк Дж. Опыты о законе природы. С. 23
Локк Дж. Опыты о законе природы. С.25.
Там же. С. 26.
Локк Дж. Опыты о законе природы. С.28
Локк Дж. Опыты о законе природы. С.107
Рассел Б. История западной философии. - Ростов н/Д: изд-во "Феникс", 1998. С. 677.
Дильтей В. Введение в науки о духе. Опыт полагания основ для изучения общества и истории. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000. С.273-274.
Дильтей В. Введение в науки о духе. С. 274.
Дильтей В. Введение в науки о духе. С. 274
Дильтей В. Введение в науки о духе. С. 274.
Дильтей В. Введение в науки о духе. С. 313.
Дильтей В. Введение в науки о духе. С.313.
Ясперс К. Философская автобиография // Западная философия: итоги тысячелетия. Екатеринбург, "Деловая книга", Бишкек, "Одиссей", 1997. C. 33.
. Ясперс К. Философская автобиография // Западная философия: итоги тысячелетия. Екатеринбург, "Деловая книга", Бишкек, "Одиссей", 1997. C. 49.
Ясперс К. Смысл и назначение истории. С. 425
Ясперс К. Смысл и назначение истории. С. 427.
Ясперс К. Смысл и назначение истории. C. 442.
Дильтей В. "Понимающая психология". /Хрестоматия по истории психологии под ред. П.Я. Гальперина, А.Н. Ждан. — М., 1980, C. 278.
Сандлер Дж., Дэр К., Хелдер А. Пациент и психоаналитик. Воронеж. 1993, C. 21.