Религиозно-нравственное учение Л Толстого
Предмет
Тип работы
Преподаватель
Религиозно-нравственное учение Льва Толстого
Введение
Религиозно-нравственное учение Толстого
Цель
Исследовать основные положения религиозно-нравственного учения Льва Толстого.
Задачи
Проанализируйте метафизическую основу учения через анализ его ключевых положений-веры, души и Бога.
Рассмотрим, на какой основе строится этическая составляющая религиозно-нравственной системы Толстого - принципы любви, непротивления и недеяния.
Актуальность
Ответ на вопрос, почему религиозные идеи Толстого, а следовательно, и их изучение, сейчас актуальны, очевиден. Лев Николаевич понимал религию как "отношение, в котором человек познает себя к бесконечному окружающему миру или к началу и первопричине его". каждое существо, пробудившееся к рациональному сознанию, так или иначе определяет для себя это отношение: "вступая в истинную человеческую жизнь, человек не может избежать этого вопроса." В своем учении толстой исследует понятия веры, Бога, нравственности, любви и т. д. эти проблемы всегда стояли перед человечеством, они были актуальны и в VI, и в XV, и в XIX веках, и остаются таковыми сегодня. Как писал Сомерсет Моэм: "если люди задавали себе эти вопросы на протяжении тысячелетий, то они не могут не задавать их и будут задавать и впредь."
Структура работы
Религиозно-нравственное учение Льва Толстого представляет собой целостную систему, структурными элементами которой являются метафизика и этика. В. Н. Ильин прямо говорит, что во всех рассуждениях толстого "интенсивное, то есть чисто онтологическое, есть источник экстенсивного", то есть непосредственно этического.
Мера и характер их оптимального соотношения твердо установлены самим Львом Николаевичем, который неизменно повторяет, что метафизическое учение о жизни (т. е. определенное понимание жизни) и этическое учение о том, как жить (т. е. прямое нравственное руководство поведением людей) должны находиться в теснейшей взаимосвязи, не допускающей ни малейшей возможности их разрыва или отклонения от первоначального паритета в сторону увеличения значимости одной из составляющих за счет другой.
Толстой начинает свою систему с определения пределов и возможностей человеческого познания - понятия веры. Это дает ему возможность обосновать высшие духовные принципы жизни, выраженные в понятиях души и Бога, и перейти к рассмотрению конкретного жизненного механизма проявления этих принципов - принципа любви. Однако само проявление любви наталкивается на препятствия, коренящиеся в самой человеческой природе, порождающие грехи, искушения и суеверия, которые являются как бы оборотной стороной любви, замкнутой в круг личного блага. Стремление к личному благу выступает прежде всего как стремление к обладанию вещами, что является корнем насилия, так как человек вынужден постоянно удовлетворять свою страсть к обладанию, чтобы поддерживать иллюзию достижения личного блага. Насилие определяется Толстым как абсолютное зло именно в силу универсальности стремления к обладанию и обладанию в материальном мире.
Отрицание насилия означает отказ от ориентации человека на личное благо. В то же время принцип непротивления выражает ту грань, которая отделяет жизнь физическую от жизни духовной, очерчивает переход от материального к духовному. "Сущность всех религиозных учений - это любовь. Особенность христианского учения о любви состоит в том, что оно ясно и точно определило главное условие любви, нарушение которого уничтожает саму возможность любви. Это условие есть непротивление злу насилием."
В той мере, в какой принцип непротивления злу насилием является главным условием принципа любви, принцип не-делания является главным условием последнего, так как только тот, кто не способен делать зло другим, не может противостоять злу. По словам Льва Николаевича, чтобы не делать зла, нужна более сильная воля, “чем делать самое трудное, что мы считаем добром”"
Принципы любви, непротивления злу насилием и недеяния составляют основу, на которой строится толстовская этика.
Таким образом, работа была разделена на две главы - "метафизические принципы учения" и "основные принципы этики Льва Толстого".”
В первой главе мы обсуждали основы, на которых строится метафизика Толстого и все его религиозно - нравственные учения, - это такие понятия, как вера, душа и Бог. Отдельный параграф посвящен рассмотрению каждого из них. Переосмысление этих категорий стало отправной точкой в религиозных исканиях Льва Николаевича, поэтому, когда мы ставим перед собой задачу дать общий обзор учения, описание его сущности, мы сначала обратимся к этим трем положениям. Вторая глава посвящена изучению трех основных этических принципов религиозно-нравственной системы Толстого. Это принципы любви, непротивления и недеяния, каждому из которых также посвящен отдельный параграф.
Ссылки и источники
Я.Источники
1. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 23. Произведения 1879-1884 гг. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 165 С.
2. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 49. Записки христианина, дневники и тетради, Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1957, 307 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 50. Дневники и тетради, М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957, 345 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 51. Дневник 1890 года. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 250 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 52. Дневники и тетради 1891-1894. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 397 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 53. Дневники и тетради 1895-1899 гг. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 533 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 54. Дневник, тетради и отдельные записи 1900-1903 гг. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 673 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 55. Дневники и тетради 1904-1906 гг. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 599 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 56. Дневник, тетради и отдельные записи 1907-1908 гг. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 625 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 57. Дневник и записные книжки 1909 г. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 404 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 58. Дневники и записные книжки 1910 года. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 627 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906-1910 гг. Закон насилия и закон любви, М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957, 173 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 23. Произведения 1879-1884 гг. Исповедь, М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957, 60 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 23. Произведения 1879-1884 гг. Исследование догматического богословия, М.: государственное издание "художественная литература", 1957, 244 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 39. Статьи 1893-1898. Как читать Евангелие и в чем его суть? - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 24 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 41. Том 42. Круг чтения: избранное, собранное и аранжированное на каждый день Львом Толстым, мысли многих писателей о правде, жизни и поведении 1904-1908 гг. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 1321с.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 29. Работы 1891-1994 гг. Неделание, Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1957, 30 С. (На Русском Языке)
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906-1910 гг. Я не могу молчать. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 14 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 37. Произведения 1906-1910 гг. Не убивай никого. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 16 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885-1889 гг. о жизни, Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1957, 130 С. (На Русском Языке)
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 29. Работы 1891-1994 гг. Первая ступень, Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1957, 29 С. (На Русском Языке)
22. Толстой Н. Н. Полное собрание сочинений. Том 63. Письма 1880-1886. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 458 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 65. Письма 1890-1891. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 359 С.
24. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 45. Путь жизни, Москва: Государственное издательство художественной литературы, 1957, 599 С. (На Русском Языке)
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 39. Статьи 1893-1898. Религия и мораль, М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957, 24 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 24. Произведения 1880-1884 гг. Связь и перевод четырех Евангелий, М.: государственное художественное издательство, 1957, 273 С.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 39. Статьи 1893-1898. Христианское учение, Москва: государственное издательство художественной литературы, 1957, 69 с.
. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Том 28. Царство Божие внутри вас, или христианство не как мистическое учение, а как новое понимание жизни. - М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957. - 382 С.
II. Литература
1. Басинский П. В. полет из Рая, Москва: АСТ, 2010, 640 С.
2. Бердяев, н.а. Ветхий и Новый Завет в религиозном сознании Л. Толстого / Н. А. Бердяев. Париж: YMCA-Press, 1989, стр. 111-144
. Бирюков П. И. биография Льва Толстого: в 4-х томах-М.: Алгоритм, 2000. - 1184 С.
. Горький М. Лев Толстой / / Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников: в 2 т. Том. 2-М.: Художественная Литература, 1978, С. 461-506.
. Гусейнов А. А. Л. Н.Толстой. Непротивление злу насилием. Режим доступа: [http://iph.ras.ru/uplfile/ethics/biblio/N/10.html]
. Зеньковский В. В. проблема бессмертия у Льва Толстого // о религии Льва Толстого, М.: путь, 1912, С. 27-59. Электронная версия.
. Ильин В. Н. мировоззрение графа Льва Толстого. - Санкт-Петербург: Изд - во русского христианского Гуманитарного института, 2000. - 480 С.
. Кропоткин П. А. нравственный выбор Л. Н.Толстого. Этика, М.: Изд - во Политической литературы, 1991, 496 С.
. Мелешко Е. Д. Христианская этика Л. Н. Толстого. - М.: Наука, 2007. - 312 С.
. Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский, М.: Наука, 2000, 588 С.
. Святополк-Мирский Д. П. История русской литературы с древнейших времен. М.: Эксмо, 2008, С. 334-350.
. Флоровский Г. В. пути русского богословия. - М.: Институт русской цивилизации, 2009. - с. 510-520
Метафизические принципы учения
Я.Вера
Началом учения Льва Толстого было радикальное переосмысление понятия веры, которое всегда оставалось в центре его религиозно-нравственных исканий. Уже в 1879 году в своей первой научной работе “соединение и перевод четырех Евангелий " он пытается определить сущность истинной веры как источник и основу учения Христа. Истинная вера, по Толстому, коренится в единой нравственной основе жизни, разделяемой самыми разнообразными христианскими вероучениями. "Во всех христианских сектах, - замечает он, - я видел полное согласие во взглядах на то, что есть добро, что есть зло и как надо жить." Вероучения разные, но основа одна. Эту общую, единую нравственную основу Толстой называет "истинной верой", полагая, что искать ее следует в" самом первом откровении самого Христа", записанном в Евангелии. Следуя определению Единой нравственной основы жизни как критерия истинной веры, Лев Николаевич пытается обосновать еще одну существенную черту-разумность веры. "Вера в силу разума есть основа всякой другой веры. Мы не можем верить в Бога, если отвлекаемся от силы, с помощью которой познаем Бога. Разум-это та самая способность, на которую одно только откровение направлено", - пишет он. Откровение, по Толстому, есть то, что " открывается разуму, достигшему своих последних пределов: созерцание Божественной, т. е." Откровение должно дать ответ на вопрос, который не может быть решен разумом: в чем смысл человеческой жизни, ответ ясен и не противоречит разумному пониманию. В конечном счете Лев Николаевич приходит к выводу, что вера-это знание того, что не может быть постигнуто разумом, но “без чего невозможно жить и мыслить.” В" Исповеди "он ясно выражает это понимание веры:"вера есть познание смысла человеческой жизни" или " сущность всякой веры состоит в том, что она придает жизни смысл, не разрушаемый смертью."
По Толстому, духовные начала жизни сверхчувственны и потому не поддаются рациональному познанию. Но это не делает их частью невыразимого мистического опыта. Хотя эти принципы сверхчувственны, они в то же время общепризнанны, жизненно значимы и духовно самоочевидны. Все это свидетельствует об истинной реальности духовных начал жизни, в противоположность субъективной," неподлинной " реальности внешнего мира. "Нам всегда кажется, - замечает Толстой, - что самая ясная, самая понятная, самая истинно существующая вещь-это все телесное, познаваемое нашими чувствами, а между тем именно это самое темное, непонятное, противоречивое и недействительное."
Познание "в себе и самим по себе “является основным методом” разумной веры", способствующим адекватному постижению духовных объектов. При этом следует иметь в виду, что истинная вера основана не только на личной полноте чувствования-познания смысла жизни, но и на нравственном опыте общечеловеческой мудрости, которая не позволяет сбиться с истинного духовного пути познания. Исходя из этого, Лев Николаевич приходит к выводу, что познание духовных начал может быть осуществлено не на принципах рационального и логического познания, не на основе мистического опыта, а на основе разумной веры, укорененной в духовном, внутреннем опыте нравственных истин жизни, опирающейся на всеобщий опыт нравственной мудрости.
Таким образом, определение веры стало отправной точкой религиозно-нравственных поисков Льва Толстого, как в личном, духовно-практическом плане, так и в исследовательском. Два вопроса: “Что такое моя вера” и “что такое истинная вера”, как основа духовного знания и смысл жизни, были неразрывно связаны для Толстого.
II. Душа
Что такое душа с точки зрения рациональной веры?
Ответ на этот вопрос начинается с установления факта различия между духовным и физическим принципами: "различие между духовным и материальным ясно простому, детскому уму и глубочайшему уму мудреца. Рассуждения и рассуждения о духовном и материальном бесполезны. Это рассуждение ничего не объяснит, а только затуманит то, что ясно и бесспорно." Конкретизируя эту мысль, Толстой уподобляет видимую телесную жизнь " лесам для созидания знания”:" сами леса нужны только до тех пор, пока строится здание. Когда здание закончено, они не нужны и их убирают. То же самое и с нашей телесной жизнью. Она нужна только для того, чтобы построить здание духовной жизни." Различие между духовным и телесным является необходимой предпосылкой для сознания человеком души в самом себе как чего-то невидимого, отделенного телом от всего остального и признаваемого его собственным "Я". "Если человек не осознает в себе своей души, - подчеркивает Толстой, - это не значит, что в нем нет души, а только то, что он еще не научился осознавать в себе душу." Чтобы научиться осознавать свою душу, человек должен сначала встать на точку зрения разумной веры и начать жить духовной жизнью.
Что может разумная вера сделать для понимания природы души? Прежде всего, он может зафиксировать факт тождества души и человеческого “я”. - Когда мы говорим "Я", мы говорим не о нашем теле, а о том, чем живет наше тело. Что такое это”я"? Мы не можем сказать словами, Что такое это "я", но мы знаем это" я " лучше, чем все, что мы знаем. Мы знаем, что если бы в нас не было этого "я", мы бы ничего не знали, для нас ничего не было бы в мире, и мы сами не существовали бы."
Лев Николаевич считает, что о природе души можно судить и по неизменности “я".” сколько бы человек ни менялся, он всегда говорит себе "Я"; одно и то же" я " было и в ребенке, и во взрослом, и в старике. Об этом свидетельствует и единство самосознания человека: "человек может ежеминутно спрашивать себя, кто я и что я сейчас делаю, думаю, чувствую, и может ответить себе: сейчас я делаю, думаю, чувствую то-то и то-то. Но если человек спросит себя далее: но что есть то, что сознает во мне то, что я делаю, думаю и чувствую? он не может ответить ничего, кроме того, что он сознает себя. Это самосознание и есть то, что мы называем душой." Таким образом, душа есть невидимое начало жизни ("то, чем живет тело"), неизменное и непрерывное "я“и единство самосознания (”самосознание").
В понимании Толстого совесть-это "голос души", "голос единого духовного существа, живущего во всех людях". Он пытается определить совесть в метафизическом духе: как высший уровень сознания связи человека с универсальным духовным началом. Совесть-это сознание универсального духовного начала, Бога. Таким образом, Толстой делает первый шаг к переходу от сознания души к сознанию того, от чего отделена человеческая душа, - к сознанию Бога, которое открывается через “голос совести”. Второй шаг - осознание "единой души во всем"."
Толстой создает своего рода учение о "всеобщей душе", в основе которого лежит положение, что"все живые существа отделены друг от друга своими телами, но то, что дает им жизнь, во всех одинаково". Сознание единства духовного начала проявляется прежде всего в понимании и чувстве человеческого единства и братства. "Как это ни странно, - пишет он, - я чувствую и знаю, что существует связь между мной и всеми людьми мира, как живыми, так и мертвыми. Что это за связь, я не могу ни понять, ни выразить, но я знаю, что она существует."
Само открытие единого духовного начала, живущего во всех людях, Лев Николаевич связывает прежде всего с учением Христа. Главное в этом учении, по мнению Толстого, то, что Христос " признал всех людей братьями. Он видел в каждом брата и потому любил каждого, кто бы он ни был и что бы он ни делал."
Сознание человеческого единства и братства неизбежно перерастает в сознание единства всего живого. Истоки такого сознания, по Толстому, коренятся в сердце. "Мы чувствуем в наших сердцах, - подчеркивает он, - что то, чем мы живем, присутствует не только в людях, но и во всех живых существах." Это чувство особенно остро проявляется, когда мы пытаемся отнять жизнь у существа. "Не убий" относится не только к человеку, но и ко всему живому. Эта заповедь была написана в сердце человека прежде, чем она была написана на скрижалях."
По каким признакам можно судить о существовании единой души во всех? Толстой считает, что одним из главных признаков является” характерное для всех людей " чувство жалости и сострадания ко всем живым существам, находящимся в том же положении, что и человек, и испытывающим те же глубинные импульсы жизни и смерти. Этот опыт сострадания ко всему живому Толстой берет свое начало, прежде всего, в буддийской мудрости, исповедующей принцип Ахимсы. Характерно, что чувство сострадания Толстой пытается связать со знанием и пониманием человеком своей тождественности с любым другим живым существом ("Познай себя в каждом живом существе”). Человек способен испытывать жалость, потому что он воображает себя на месте другого. Но сама возможность такого утверждения определяется именно единой духовной основой жизни. Лев Николаевич считает, что об этом свидетельствует не только этика сострадания, но и теория познания. Если бы человек знал мир только через чувственный опыт, он не имел бы истинного знания ни о чем.
III. Бог
"Мысль, которая, кажется, обостряет его сердце чаще других, - это мысль о Боге. Иногда кажется, что это не мысль, а напряженное сопротивление чему-то, что он чувствует над собой. Он говорит об этом меньше, чем хотел бы, но он всегда об этом думает", - сказал Горький. Что такое Бог с точки зрения Толстого?
Прежде всего, Лев Николаевич отвергает традиционные христианские представления о Боге как Творце и Боге как личности. Доводы Толстого в данном случае не очень оригинальны. Бог-Творец несет ответственность за зло и страдания в мире. Естественно, Лев Николаевич не прибегает в этом случае ни к какой теодицее, хотя выработанное им понимание зла (“зло как неправильно понятое добро”) является отличным аргументом для оправдания Бога. Что касается отвержения Бога как личности, то он видит в этом явный момент ограничения бесконечного и абсолютного начала. Более того, Толстой считает, что абсолютное духовное начало, которым является Бог, не может быть определено путем перечисления определенных онтологических, моральных и других характеристик, приписываемых человеком абсолюту. Любовь, Логос, милосердие и так далее-это "атрибуты Бога, которые мы осознаем в себе, но о том, что он в себе, мы не можем знать."
Поэтому Толстой приходит к следующему выводу: человек не может знать, что такое Бог “в себе”, но он может знать Бога в себе, через себя. - Ты можешь познать Бога только в себе. Пока вы не найдете его в себе, вы не найдете его нигде. Нет Бога для того, кто не знает его в себе." Эти слова легко можно истолковать Теософически: человек, познавший Бога в себе, понимает свое тождество с Богом. Однако такого рода “самообожествление” было совершенно не характерно для Толстого. Его обвинения в "сатанинской гордыне” и воображении себя" сверхчеловеком”, столь характерные для Православной критики, обычно вырастают на эмоциональной почве, без учета Духа Толстовского учения (см., например, “ответ о. Иоанна Кронштадтского на обращение графа Льва Толстого к духовенству").”)
Дело, однако, в том, что самоутверждение Толстого никогда не перерастало в самоудовлетворение. Напротив, из "Познания Бога в себе" он выводит этику смирения и самоуничижения: "смиренный человек, отрекаясь от себя, соединяется с Богом."
Что значил для Льва Николаевича тезис “познание Бога в себе”? Прежде всего то, что именно внутренний, духовный мир человека является единственной достоверной и ясной областью познания духовных принципов жизни. Вот почему говорить о любом другом, внешнем познании Бога-значит осуждать себя на иллюзии и суеверия. Отсюда Вера Толстого в то, что " пока вы не найдете Бога в себе, вы не найдете его нигде." То, что внутреннее познание Бога не является для Толстого Теософической предпосылкой, становится совершенно ясным из дальнейшего развития этой позиции. Познание Бога само по себе не развивается в самообожествление; напротив, оно становится мерой отношения человека и бога, конечного и бесконечного, что дает возможность оценить совершенство Бога и несовершенство человека. "мыживы только в той мере, в какой мы признаем себя частью бесконечного."
Сама постановка вопроса о том, что человек как конечное существо есть часть бесконечного, была для Льва Николаевича прорывом к новому пониманию жизни. Вопрос об отношении конечного к бесконечному становится для него ключом к определению природы божественного начала. - Что такое Бог? Почему Бог? Бог-это все безграничное, что я знаю как ограниченное в себе: я-ограниченное тело, Бог-бесконечное тело; я-смертное существо, Бог-существо, которое живет вечно; я-существо, которое мыслит в пределах моего понимания, Бог-существо, которое мыслит бесконечно; я-существо, которое мыслит иногда, Бог-существо, которое любит всегда. Я - часть, он-все. Эти слова можно трактовать по-разному, но наиболее вероятный смысл тезиса о" познании Бога в себе " - это смысл личностной, жизненной конкретизации сознания бога. Толстой приходит к выводу, что адекватной основой сознания Бога может быть только опыт его жизненных исканий, совпадающий в целом с поисками смысла жизни. "Нет Бога только для тех, кто не ищет его. Не удивительно, что из всех наиболее существенных определений бога, таких как любовь, добро, бесконечное, Лев Николаевич выбирает принятие жизни, склоняясь к отождествлению Бога и жизни. - Бог-это то, без чего ты не можешь жить. Знать Бога и жить-это одно и то же. Бог есть жизнь." Сознание жизни Толстого становится своеобразным органом познания Бога. "Сознание нашей жизни по отношению к Богу есть то же самое, что наши чувства по отношению к миру, к вещам. Если бы у нас не было чувств, мы ничего не знали бы о мире; если бы у нас не было сознания нашей жизни, мы ничего не знали бы о Боге."
Эти мысли проясняют вопрос о том, возможно ли постичь непостижимое и определить неопределимое. Такое постижение не только возможно, но и неизбежно в той мере, в какой человек " обречен” на жизнь, на осознание своей жизни и поиск ее смысла. Трудность возникает только в том случае, если человек отделяет процесс познания Бога от самой жизни, превращая его в рациональный акт. Толстой считает, что право разума на постижение высшего духовного начала жизни должно быть подкреплено доводами самой жизни, что самые доказательства существования Бога могут быть получены только из сознания жизни и поиска ее смысла. Поэтому вполне естественно, что в рассуждениях Льва Николаевича о Боге мы не найдем никаких следов традиционных рациональных доказательств существования бога.
Не случайно Толстой делает основной акцент в своих рассуждениях на настоящем времени, потому что настоящее-это непосредственно переживаемый процесс жизни. Попытка связать идею Бога с будущей жизнью может быть чревата двумя крайностями: и чрезмерным мышлением, и мистицизмом. Толстой, с другой стороны, хотел держаться в рамках “Золотой середины” - разумной веры. "Души не было и не будет, но всегда есть в настоящем. Но как душа будет сознавать себя после смерти тела, человеку знать не дано, да и не нужно ему знать. Человеку не дано знать этого для того, чтобы он напрягал свои душевные силы не для того, чтобы заботиться о положении своей индивидуальной души в воображаемом ином, будущем мире, а только для того, чтобы достичь в этом мире, сейчас, вполне определенного и ничем не нарушенного блага единения со всеми живыми существами и с Богом. Человеку не нужно знать, что будет с его душой, потому что если он понимает свою жизнь так, как ее следует понимать, как непрерывное и все возрастающее единение своей души с душами других существ и с Богом, то его жизнь не может быть ничем иным, как тем, к чему он стремится, т. е."
В терминах “любовь к Богу” и “воля Божия” Лев Николаевич стремился выразить деятельный образ жизни, духовный опыт, озаренный пониманием смысла жизни, предназначения человека в мире. Это доказательство вновь обретенной духовной реальности и воплощенного Богочеловечества.
Толстой определяет любовь к Богу, на первый взгляд, довольно парадоксально, как "любовь к любви"." Любовь к Богу имеет, так сказать, тройственную направленность. Во-первых, это любовь к духовному, божественному началу в себе, побуждающая человека к нравственному самосовершенствованию. Во-вторых, это любовь к ближнему, а не просто к человеку, который нам близок, дорог, приятен или полезен, а, наоборот, к человеку враждебному и неприятному. "Любить того, кто нам приятен, не значит любить", - замечает Толстой. Истинная любовь к ближнему-это когда любишь в человеке того же бога, что и в себе. Этой любовью вы любите не только тех, кто любит вас, но и тех, кто злой и ненавидит вас. Чтобы так любить ближнего, нужно помнить, что человек, с которым вы имеете дело, любит себя так же, как и вы, и что в нем тот же Бог, что и в вас". и, наконец, в - третьих, любовь к Богу есть не что иное, как любовь ко всем людям, " стремление ко всеобщему благу”, - как бы связывая все эти пункты воедино, Толстой подводит итог:" любовь к Богу есть любовь к себе-любовь к любви. Эта любовь-высшее благо. Такая любовь не допускает возможности неприязни к какому-либо существу."
Отношение Толстого к пониманию Бога через его волю имеет столь же глубокий духовный, практический и деятельный смысл. - Я живу, чтобы исполнить волю того, кто послал меня в жизнь. Его воля состоит в том, чтобы я довел свою душу до высшей степени совершенства в любви и тем самым способствовал установлению единства между людьми и всем существующим в мире." При всех открытых и очевидных требованиях любви к Богу и исполнения Его воли толстой отнюдь не склонен видеть в них полное выражение божественной сущности, которое было бы Теософическим отождествлением человеческой и божественной природы. Напротив, он подчеркивает, что наше понимание и осуществление требований любви к Богу и воли Божией недостаточно и неполно, и что эта любовь и воля всегда останутся для нас тайной. Тем не менее Толстой был абсолютно убежден, что самое глубокое постижение Бога, самый высокий уровень познания Бога, доступный человеку, возможен только через проявление любви к Богу и исполнение Воли Бога. Это самый точный и правильный способ доказать, что Бог есть. В то же время Лев Николаевич указывает на те признаки, которые несомненно указывают на существование бога. Самый первый и самый важный признак-это“отсутствие чувства душевного страдания”, второй признак, который прямо подтверждает первый, - это "не нарушение любви к людям". Если вы не чувствуете враждебности по отношению к кому-либо И знаете, что вам не причиняют вреда, вы находитесь в Воле Бога." Наконец, третий существенный признак присутствия Бога-это духовный рост человека: "если вы чувствуете, что становитесь более духовным, более совершенным и что вы преодолеваете животное в себе, тогда вы находитесь в Воле Бога." В религии Толстого эти признаки” Богочеловеческой очевидности " являются высшими ступенями познания Бога, совпадающими с нравственным совершенством человека.
Таковы, по учению Льва Толстого, метафизические измерения духовного бытия, постигая которые, человек все более подчиняет свою жизнь высшим нравственным требованиям: принципам любви, непротивления и недеяния.
Основные принципы этики Льва Толстого
Я.Принцип любви
Свое понимание любви толстой излагает в Главе VII своего труда “закон насилия и Закон Любви”, где прямо заявляет, что христианское учение в целом во всем его истинном значении есть именно “учение о законе любви”. Хотя многие дохристианские учения также признавали любовь одной из главных добродетелей, ни в одном из них она не выступала как всеобщая основа и закон жизни. В этом смысле христианское учение о любви "не есть, как в прежних учениях, только проповедь определенной добродетели, но есть определение высшего закона человеческой жизни и неизбежно вытекающего из него закона поведения."
Следует отметить, что Лев Николаевич вкладывал различные смыслы в понятие "закон любви".
Во-первых, закон любви оправдан как естественное выражение духовной природы человека, как преломление закона Вселенского духа в жизни всех существ. "Есть только один истинный проводник для всех существ. Это Вселенский дух заставляет каждое существо делать то, что оно должно делать: в дереве он говорит ему расти до Солнца, в цветке он говорит ему перейти в семя, в семени он говорит ему упасть в землю и прорасти. В человеке этот дух повелевает ему соединяться в любви с другими существами." Поэтому для человека "естественно быть влюбленным", как для воды течь сверху вниз, как для пчелы летать, как для Змеи ползать и т. д. "и поэтому, - заключает Толстой, - если человек, вместо того чтобы любить людей, делает людям зло, он поступает так же странно и неестественно, как если бы птица начала плавать, а рыба полетела." Таким образом, в первом смысле "закон любви" является для человека космологическим и естественным законом духовной жизни.
Однако Лев Николаевич по-прежнему уделяет самое большое внимание обоснованию” закона " любви в его этическом и социальном значении. Под "законом" здесь понимается строгое исполнение заповеди любви. По Толстому, прежние религиозно-нравственные учения о любви, признавая ее благотворность для жизни человечества, в то же время допускали возможность таких условий, при которых выполнение требований любви становилось необязательным, могли быть обойдены. И как только заповедь любви перестала быть "законом”, вся ее благодетельность была уничтожена, и учение любви свелось к необязывающим учениям. В результате сложилась парадоксальная и даже абсурдная ситуация: всеобщий, естественный закон духовной жизни превратился в утопический идеал или, в лучшем случае, в единый, случайный образ жизни и пример поведения, а спонтанная, произвольная и хаотичная жизнь предстала в виде определенного морального, психологического и исторического “закона”: закона насилия. Учение Христа".” это противоречие. Для того, чтобы требование любви обрело свой истинный смысл и стало тем, чем должно быть-законом жизни, - оно не должно допускать никаких исключений или компромиссов и одинаково относиться ко всем людям: иноземцам, язычникам, а главное - к врагам и людям, которые ненавидят нас и причиняют нам вред. Таким образом, превращение заповеди любви в "закон" означает в данном случае абсолютную всеобщность и необходимость следования этой заповеди.
Говоря о взглядах Толстого на принцип любви в этике, нельзя не упомянуть его учение о грехах, искушениях и суевериях, которые он считал препятствиями для любви.
Лев Николаевич употребляет понятие греха в двух смыслах: в широком смысле грех-это все, что противоречит двум главным евангельским заповедям: любви к Богу и любви к ближнему. Такое широкое толкование греха позволяет отнести к нему самые разнообразные человеческие пороки, в том числе и те, которые Толстой относит к искушениям и суевериям. В более узком смысле грех понимается как "потакание плотским похотям", искушение - как "ложное представление об отношении человека к миру", а суеверие-как "ложное учение, принятое на веру". Отношение между грехами, искушениями и суевериями он сформулировал следующим образом:"от тела - грехи, от мнения людей - искушения, от недоверия к уму - суеверия."
Очевидно, что Лев Николаевич различает грехи, искушения и суеверия на основе дуализма физического и духовного начал. Для него грехи-это” олицетворение " телесного зла; искушения и суеверия-выражение духовного зла. Он показывает" телесность "грехов на следующем примере:" грех в пахоте состоит в том, что когда пахарь не держал плуга, он выскочил из борозды и не захватил того, что должно быть. То же самое и в реальной жизни. Грех - это когда человек не держится за тело-оно сбилось с пути и совершило неправильный поступок." Что касается искушений, то Толстой называет их "умственной деятельностью", связанной с оправданием грехов; суеверие же он прямо определяет как "извращение ума"."
Он представляет свою систему в двух вариантах: раннем, представленном в работе “христианское учение” (1897), и позднем, окончательном, включенном в итоговую книгу “Путь жизни” (1910). В первом случае толстой выделяет шесть главных грехов::
) грех вожделения, заключающийся в создании себе удовольствия от удовлетворения потребностей;
) грех праздности, заключающийся в освобождении себя от труда, необходимого людям для удовлетворения их потребностей;
) грех корысти, заключающийся в том, чтобы дать себе возможность удовлетворить свои потребности в будущем;
) грех жажды власти, заключающийся в покорении себе подобных;
) грех блуда, заключающийся в том, чтобы доставлять себе удовольствие из удовлетворения полового вожделения.;
) грех опьянения, заключающийся в искусственном возбуждении телесных и умственных сил.
Из шести “родовых” грехов толстой выводит соответствующие пороки, или " последствия грехов”:" таким образом, грех властолюбия влечет за собой лесть, обман, тщеславие, обман, ненависть, насилие и т. д.
Наряду с грехами толстой выделяет и пять искушений::
) личное искушение, или искушение кулинарии;
) семейное искушение, или искушение произвести потомство;
) искушение бизнеса или искушение пользы;
) искушение товарищества или искушение верности;
) искушение государства или искушение общего блага.
В заключение толстой рассматривает пять видов суеверий, или " обманов веры”: переосмысление истины (лженаука); вера в чудеса; установление посредничества между человеком и Богом; воздействие на внешние чувства человека; внушение ложной веры детям.
Характерно, что в “христианском учении “оно ограничивается только конкретным определением грехов, а” искушения “и” обольщения веры " определяются им лишь в общих чертах. Однако в образе жизни искушения и суеверия получают свое специфическое описание. Здесь Лев Николаевич существенно переосмысливает качественные и количественные параметры грехов, искушений и суеверий. Прежде всего, количество” родовых " грехов сокращается до пяти:
) грех чревоугодия, который состоит из трех пороков-переедания, мясоедения и опьянения;
) грех полового вожделения, или блуда;
) грех тунеядства или праздности;
) грех жадности или богатства;
) грех гнева или недоброжелательства.
К пяти “родовым” грехам толстой прибавляет три вида искушений: искушение гордыни, искушение неравенства и искушение тщеславия; и пять видов суеверий: суеверие насилия, суеверие наказания, суеверие государства, ложная вера и ложная наука.
II. Принцип непротивления
Учение Толстого о непротивлении злу нельзя рассматривать как нечто незыблемое, данное раз и навсегда. Она постоянно развивалась и менялась. Это учение претерпело сложную эволюцию от трактовки изначальной заповеди непротивления как нормы правосознания к пониманию ее как ключевого принципа жизнеучения и, в конечном счете , высшего, Всеобщего Закона жизни.
Первое обращение Льва Николаевича к идее непротивления относится к концу 70-х-началу 80-х годов, когда он работал над книгами "изучение догматического богословия” и "изучение догматического богословия". “Объединение и перевод четырех Евангелий”. Характерно, что в первом произведении Толстого, написанном после его религиозного “обращения” - в "Исповеди" - проблема непротивления злу еще не поставлена. Первоначально он рассматривает заповедь непротивления как одно из пяти правил (наряду с “не гневайся” или “не гневайся”, “не прелюбодействуй”, “не клянись” или “не клянись”, “не противься злу” и “не сражайся”), выдвинутых Иисусом в нагорной проповеди. Характерно, что Толстой не только не придает заповеди непротивления здесь центрального, ключевого значения, но и трактует ее главным образом как норму правового сознания, данную Христом вместо законов старой справедливости. Лев Николаевич убежден, что Иисус говорит здесь о суде и наказаниях: сначала о древних средствах защиты от зла (“око за око” и " зуб за зуб”), а затем о должной справедливости: "Не противься злу”, не прибегай к судебной защите. Главный смысл заповеди непротивления толстой видит в том, что она выражает "отрицание человеческого суждения, утвержденного ложным законом." По словам Толстого, этой заповедью Иисус говорит: "Не судите и не судимы будете, но прощайте, все прощайте. Вы будете прощать, и вы будете прощены. Но если вы судите, вы будете судимы, и зло никогда не прекратится."
Характерно, что Лев Николаевич, в соответствии с морально-правовым пониманием заповеди непротивления, пытается предложить свой вариант перевода слов " Не противься злу”: “не защищайся от злых людей” (в смысле судебной защиты), т. е. никогда не прибегай к человеческому правосудию - суду - и не участвуй в нем. Вот как он передает заповедь Христа о непротивлении: "говорю вам, не защищайтесь от зла, тогда вы добьетесь справедливости." В то же время непоследовательность человеческого суждения толстой видит в том, что никто из людей не может судить другого. Ведь судья должен видеть, что такое добро и что такое зло, но так как он находится в роли судьи, то есть призван наказывать, мстить, то тем самым он изначально утверждает зло.
Следует отметить, что позже Лев Николаевич критически оценил его богословские и филологические исследования. Можно однозначно утверждать, что они практически не разъяснили ему сущности нравственного учения Христа, не раскрыли истинного смысла заповеди непротивления. Позже, когда Толстой нашел новое видение смысла непротивления злу, он так говорил о своих богословских занятиях: "те, кто не отделяет существенных элементов в Евангелии, не узнают этого никаким изучением критики. А те, кто видит разницу, не нуждаются в критике. Те, кто нуждается в руководстве Евангелия для жизни, а не для мудрости, могут заметить разницу." В 90-е годы он несколько раз с сожалением вспоминал о своих критических опытах: "я вам откровенно скажу, что буква, слово меня не интересуют, и я часто жалею, что придавал этому слишком большое значение и допустил, увлекшись своими гипотезами, преувеличения в толковании буквы. Поэтому я охотно соглашаюсь с любыми ошибками в толковании письма. Дух учения не нуждается в истолковании и не может быть изменен никаким истолкованием."
Подводя итог своим критическим исследованиям Евангелий, Толстой пришел к окончательному выводу, что "смысл каждого отрывка есть во всем Евангелии, и того, кто не может понять смысла одного отрывка в соответствии со всем его духом, - ничто не может убедить". эти слова свидетельствуют не только о критическом отношении Льва Николаевича к его богословским и филологическим опытам конца 70-х-начала 80-х годов, но и о тщетности рациональных методов исследования и толкования Евангелий. Эти слова заставляют усомниться в том, что философия непротивления Толстого проистекала из рационального, рационального восприятия учения Христа. Не случайно Лев Николаевич говорит здесь о постижении общего духа Евангелия сердцем, видении его смысла на основе самой жизни. Рациональный метод изучения Евангелия привел Толстого к пониманию заповеди непротивления как одного из правил, выражающих морально-юридическое требование отрицания человеческого суждения. Но к 1894 году, ко времени написания трактата "в чем моя вера?", понимание смысла и значения заповеди непротивления радикально изменилось: теперь Толстой видит в ней ключевой принцип христианства, связывающий все учение Христа в одно целое.
Сам Лев Николаевич объясняет суть произошедшего с ним поворота. В первой главе трактата “Какова моя вера?” он пишет, что наряду с внешней работой над богословием и Евангелиями, одновременно велась интенсивная внутренняя работа по разъяснению христианского учения. "Это было не методическое изучение богословия и евангельских текстов, а мгновенное удаление всего, что скрывало смысл учения, и мгновенное озарение светом истины."
В целом эволюцию Толстовского учения о непротивлении можно представить в виде шести основных этапов::
. Разработка основ преподавания. Определение заповеди непротивления как ключевого принципа всего христианского учения, связывающего метафизику и этику в одно целое (1883-1884, " в чем моя вера?").
. Философское обоснование идеи непротивления. Установление четкой связи между непротивлением, самоотречением и благом любви (1886-1887, "о жизни").
. Социальное обоснование идеи непротивления. Обратитесь к истории проблем. Разработка системы аргументации в пользу непротивления. Усиление элементов рационализма в учении Толстого. (1890-1892, " Царство Божие внутри вас”).
. Начало систематизации учения о непротивлении злу. (1897, "христианское учение”).
. Систематизация и популяризация принципа непротивления. Включайте в свое учение идеи, сходные по духу с различными религиозными и философскими источниками. (1903-1910, "Круг чтения”," на каждый день: учение о жизни, изложенное в изречениях”, "образ жизни").
. "Догматизация” учения. Обоснование идеи непротивления как всеобщего закона любви (1908, " закон насилия и закон любви”).
Развитию основ учения Толстого предшествует открытие им истины непротивления. Само это открытие имеет следующие особенности. Лев Николаевич открыл не новый смысл и не новое толкование заповеди "Не противься злу", а некий источник веры, способствующий прямому, простому и ясному пониманию этой заповеди. "Отрывок, который был для меня ключом ко всему, - пишет он, - был отрывком из Евангелия от Матфея V:" сказано вам: око за око, зуб за зуб. Но я говорю вам: не противьтесь злу." Внезапно, в первый раз, я понял этот стих прямо и просто. Я понял, что Христос говорил именно то, что он говорил. И тотчас-не то чтобы появилось что-то новое, но все, что заслоняло истину, отпало, и истина встала передо мной во всем своем значении... Эти слова вдруг показались мне совершенно новыми, как будто я никогда прежде их не читал."
Основная идея, вытекавшая из Открытия Толстого, состояла в признании абсолютного значения заповеди непротивления и ее универсальной функциональности. "Не противиться злу-значит никогда не противиться злу, то есть никогда не совершать насилия, поступка, который всегда противоположен любви. А если ты при этом обижен, то неси обиду и все равно не делай насилия другому." Не менее важным выводом было то, что заповедь непротивления связывает все христианское учение в одно целое, но только в том случае, если это не просто " мудрое изречение”, а правило, которое должно исполняться, когда оно является законом жизни. Заповедь непротивления, по Толстому, есть " ключ”, раскрывающий смысл всего христианского учения.
На первом этапе развития принципа непротивления Лев Николаевич очерчивает круг вопросов, которые впоследствии станут для него основным предметом исследования. Итак, он уже пытается развеять миф о неосуществимости и неосуществимости Христовых заповедей, очерчивая основные пути своей аргументации. Здесь, однако, он пытается опровергнуть господствующее мнение, что учение Христа касается только личного спасения, а не общих, государственных и т. д.
Но, пожалуй, главной проблемой этого периода развития толстовской философии непротивления была проблема веры как главного источника и стимула для выполнения заповеди непротивления. Если бы все люди исполняли заповеди Христа, считает Толстой, то Царство Божие установилось бы на Земле; если бы хотя бы один человек исполнял эти заповеди, он сделал бы лучшее для всех и для себя. Но где мы можем обрести веру, чтобы следовать учению и никогда не отрекаться от него? Именно этот вопрос был в центре религиозных поисков Льва Николаевича в середине 80-х годов. Название его главного произведения этого периода говорит само за себя:”в чем моя вера?".
Толстой начинает свою работу "о жизни" с установления основного противоречия жизни, сущность которого заключается в стремлении человека к добру для себя и невозможности найти это благо с учетом устройства мира и положения, которое он в нем занимает. Поначалу человеку кажется, что единственная оправданная цель его жизни-это благо его личности, " но для индивида не может быть добра; даже если в жизни есть что-то вроде добра, то жизнь, в которой возможно только добро, жизнь индивида, неудержимо тянет каждым движением, каждым вздохом к страданию, ко злу, к смерти, к разрушению." Невозможность такого личного существования определяется тремя основными моментами: 1) борьбой существ, стремящихся к личному благополучию друг с другом; 2) обманом наслаждения, приводящим к расточению жизни, к насыщению, к страданию; 3) смертью. Все это ведет к раздвоению сознания человека и открытию истинной жизни, которая всегда хранится в человеке, как хранится в зерне, открытие истинной жизни состоит в том, что животная личность привлекает человека к своему благу, тогда как разумное сознание показывает ему невозможность личного блага и указывает на какое-то другое благо." Перспектива этого другого, высшего, сверхличностного блага раскрывается прежде всего через подчинение животной личности закону разума, требующему отречения от блага животной личности. "Истинная жизнь человека, - пишет Лев Николаевич, - которая проявляется в отношении его рационального сознания к его животной личности, начинается только тогда, когда начинается отрицание блага животной личности." Отречение от блага животной личности предъявляет к человеку новые требования, продиктованные его рациональным сознанием: "не бороться с другими ради собственного личного блага, не искать удовольствия, не предотвращать страдания и не бояться смерти."
Такие требования на первый взгляд кажутся человеку невыполнимыми, выражающими отречение от самой жизни. Однако они появляются как таковые только с внешней, негативной стороны. Их позитивный, жизнеутверждающий смысл раскрывается тогда, когда человек находит благо в любви. Здесь Толстой впервые подходит в рамках своей системы к понятию любви, наиболее тесно и органично связанному с заповедью непротивления. На протяжении всей последующей эволюции учения он постоянно обращался к рассмотрению отношений любви и непротивления, их ценностного значения и иерархии. В результате он вывел определенную форму отношения между любовью и непротивлением, которая в целом имела следующее выражение: “непротивление есть неизбежное условие любви.” Если человек отказывается от идеи непротивления, это подрывает корни любви, потому что непротивление питает любовь, помогает увеличить энергию любви. Вот почему везде, где Лев Николаевич размышляет о сущности и природе любви, он, так или иначе, затрагивает вопрос о непротивлении. Его учение о любви имеет самое непосредственное отношение к принципу непротивления злу. В своем труде” о жизни" он рассматривает любовь как единственно возможный способ разрешения основного противоречия жизни, спасающего человека от бессмысленной борьбы с другими ради его личного блага, от обмана наслаждения, от безрадостности и мучения страданием и, наконец, от страха неминуемой смерти. Чувство любви заставляет человека отказаться от своего существования ради блага других людей, делая ненужной борьбу с ними, наполняя пустоту животных удовольствий совершенной радостью самоотречения, облегчая и просветляя страдания, рассеивая иллюзию смерти как величайшего зла. Толстой пытается определить природу любви как высшего блага жизни. Человек может найти любовь только в результате разумного осознания жизни: ум показывает человеку один путь-любовь. Таким образом, для него чувство любви есть проявление активности личности, подчиненной рациональному сознанию. Такая деятельная любовь выражается прежде всего в "предпочтении других существ самим себе"." Отсюда толстой приходит к различным версиям определения любви. Главным родовым признаком в этом случае является самоотречение. "Истинная любовь всегда основана на отречении от добра отдельного человека и вытекающей из этого благожелательности ко всем людям”," любить-значит делать добро”. Характерно, что на этом этапе развития принципа непротивления Лев Николаевич ставит приобретение добра любви в полную зависимость от следования принципу непротивления злу, ибо прежде чем человек сможет любить, то есть, жертвуя собой, творить добро, "он должен перестать ненавидеть, то есть творить зло." Толстой устанавливает самую прямую связь между любовью и непротивлением через состояние самоотречения, самопожертвования. Непротивление злу неизбежно предполагает возможность пожертвовать своей жизнью. Эта жертва будет восприниматься и переживаться как нечто позитивное и ценное только тогда, когда она связана с любовью. Любовь раскрывает иллюзорность смерти и стоящие за ней страдания и муки, придавая позиции непротивления более высокое ценностное значение, чем возможность утраты жизни. В этом случае толстой оправдывает и оценивает ситуацию непротивления не на основе страдания, боли, мучения или смерти, а на основе степени проявления любви и ненасильственного участия в судьбе Ближнего. На этом основании он строит свой аргумент в пользу абсолютной приверженности закону непротивления, отступление от которого не может быть оправдано никакими соображениями.
В конце 1980-х годов толстой перешел от философского обоснования личностного смысла непротивления и установления строгой связи между принципом непротивления злу насилием, самоотречением и добром любви к систематическому обоснованию социальной значимости заповеди непротивления. В этот период он впервые проявляет интерес к истории вопроса о непротивлении злу. Лев Николаевич излагает свои мысли в очерке " Царство Божие внутри вас, или христианство не как мистическое учение, а как новое понимание жизни”:" идея этого произведения пришла к нему в процессе работы над "предисловием” и" заключением” к книгам двух американских мыслителей-проповедников идеи непротивления-А. Баллу ("Катехизис непротивления“) и В. Л. Гаррисон (”декларация чувств"). Эта работа, начатая Толстым в 1890 году, включала в себя целый ряд духовных и жизненных материалов по вопросу о непротивлении, которые он получил после выхода в свет работы “в чем моя вера?". В результате объем плана “предисловия " постепенно расширялся, и он перерос в крупную самостоятельную работу. Осознание нового качества работы появляется у Льва Николаевича в ноябре 1890 года. "хорошо было бы выразить учение Христа так, как я понимаю его теперь."
Работа над книгой велась в двух направлениях: написание “предисловия” и "заключения" к трудам баллу и Гаррисона и изучение новых материалов о непротивлении злу насилием, прежде всего с точки зрения их отношения к учению Христа и церкви, особенно по вопросу о войне. Здесь Толстой впервые столкнулся с необходимостью изучения истории вопроса о непротивлении. "Я очень мало знал,-признается он, - о том, что делалось, проповедовалось и писалось в прежние времена по вопросу о непротивлении злу. Я знал, что говорили по этому поводу отцы церкви - Ориген, Тертуллиан и другие,-а также знал, что были и есть некоторые так называемые секты меннонитов, гернгутеров и квакеров, которые не допускают применения оружия для христианства и не идут на военную службу; но что делали эти секты для прояснения этого вопроса, я знал мало." Среди материалов, оказавших существенное влияние на развитие толстовской философии непротивления и придавших новый импульс его учению, прежде всего выделяется книга чешского религиозного писателя Петра Хельчицкого “сеть веры”. Оценивая его содержание в целом, Толстой отмечает, что Хельчицкий учит тому, чему учили и учат непротивляющиеся меннониты, квакеры, а в прежние времена богомилы, павликиане и другие. Он учит, что христианство, требующее от своих последователей кротости, смирения, доброты, прощения обид, терпения, любви к врагам и т. д., несовместимо с насилием, которое является необходимым условием власти. Наряду с этим Лев Николаевич изучает материалы по истории первых веков христианства, а также по истории церквей и ересей. Характерно, что большая часть этих книг вызывала у него весьма отрицательное отношение, причину которого передают следующие его слова об” истории Нового Завета " А. А. Толстого. Гаусрата: "как много работы вам предстоит сделать и как мало вы узнаете. Научное устройство-это метод убийства живых." Однако Толстой считал некоторые книги полезными для себя. Среди них он сослался на работу немецкого богослова, протестантского церковного историка Г. Арнольда “Unpartetische Kirchen und Ketzer-Historie” (1729). однако толстой так и не получил из этих источников ясных и убедительных аргументов, которые впоследствии пригодились бы ему для обоснования и доказательства своего учения. Не случайно в своих последующих работах он практически не упоминает сектантские и еретические способы толкования заповеди непротивления, заменяя христианскую историю этого вопроса мыслями Лао-Цзы, Будды, Эпиктета и других античных философов. Христианская традиция непротивления важна для него в силу ее глубокого расхождения с официальным христианством, прежде всего в социальном и практическом аспекте-в отношении войны, государственной власти и других форм социального насилия.
Другим источником творчества Льва Николаевича были отклики и критические статьи на книгу “в чем моя вера?”. В одном из своих писем он просит предоставить ему эти материалы, чтобы " точно процитировать, как духовные писатели избавляются от заповедей Христа о непротивлении злу." С той же просьбой он обращается к В. Г. Черткову с просьбой прислать ему английские критические статьи для своего очерка. Изучив литературу своих оппонентов, Толстой во второй главе своего труда подвергает ее детальному анализу на основе разработанной им системы аргументации.
Однако главным источником на этом этапе развития учения о непротивлении был социальный материал, поскольку в трудах христианских историков он не удовлетворялся, прежде всего, “убийством живых”.
Характерно, что работа над трактатом велась в тот же период, когда Толстой активно участвовал в помощи голодающим в центральных губерниях России (1891-1892). Не следует забывать, что его первому повороту к систематическому осмыслению принципа непротивления злу предшествовало активное участие в переписи населения в Москве (1882 г.); ему были открыты факты социального неравенства, нищеты, нравственной деградации общества. Именно жизненный материал побудил Толстого понять христианство не как мистическое учение, а как некую жизненную концепцию. И этот жизненный материал был настолько существенным, настолько глубоким и настолько символичным, что не требовалось никакой специальной философии, чтобы попытаться объяснить и осмыслить его.
Однако христианское учение не было бы новым пониманием жизни, если бы оно не включало в себя и совершенно новые механизмы своего влияния на жизнь и руководства поведением. Первая особенность христианского учения, по Толстому, состоит в том, что оно не может рассматриваться как своего рода законодательство, которое, будучи введено насилием, может немедленно изменить жизнь людей. "Христианство отличается от старого, нового, высшего понимания жизни. Новое понимание жизни не может быть предписано, а может быть только свободно усвоено." В то же время существуют два основных пути: духовный - внутренний и эмпирический - внешний. "Некоторые люди, - замечает Лев Николаевич, - сразу угадывают истину учения с пророческим чувством, отдаются ему и исполняют его. Но таких людей меньшинство. Для большинства возможен только долгий путь проб и ошибок, опыта и страданий, ведущий к познанию истины учения и необходимости его усвоения."
Но еще значительнее вторая особенность учения о новой жизни, позволяющая развеять миф о непрактичности христианского учения и его непригодности для современной жизни. Все дело в том, что учение Христа руководит людьми иначе, чем те, которые основаны на низшем понимании жизни. В то время как учение традиционного общественного мировоззрения руководствуется только требованием точного исполнения законов, христианское учение основывает свое руководство на идеале бесконечного совершенства, к которому свойственно стремиться каждому человеку, на какой бы ступени несовершенства он ни находился. "Христос дает свое учение, имея в виду, что полное совершенство никогда не будет достигнуто, но что стремление к полному, бесконечному совершенству будет постоянно увеличивать благо людей, и что это благо может поэтому увеличиваться бесконечно."
Главная ошибка критиков непротивления, настаивающих на социальной неосуществимости христианских заповедей, состоит в том, что они, по словам Толстого, “принимают за правило указание на идеал." Было бы неправильно видеть в заповеди непротивления только правило поведения, но было бы столь же неправильно видеть в ней только идеал. На этом этапе своего учения Лев Николаевич делает чрезвычайно важный и качественно новый философский шаг. Он предлагает рассматривать христианские заповеди и как идеал, которому следует соответствовать в жизни, и как правило, строго следовать. Такого рода неожиданное, парадоксальное толкование христианских заповедей позволяет снять целый ряд противоречий, затемняющих смысл истины непротивления. Вот лишь некоторые из этих противоречий. Толстой приходит к выводу, что Нагорная проповедь Христа выражает как вечный идеал, к которому стремятся люди, так и степень его достижения, которая может быть достигнута ими уже в настоящее время. В то же время он объясняет конкретное содержание каждой из пяти заповедей со стороны ее идеальной и нормативной природы. Например, вторая заповедь: "Не прелюбодействуй." Идеал-полное целомудрие, даже в мыслях. Правило-чистота брачной жизни, воздержание от блуда. Определив жизненный масштаб христианского учения, Лев Николаевич фиксирует явное несоответствие между новым жизнепониманием и практикой жизни. "Вся наша жизнь, - с горечью констатирует он, - есть полное противоречие всему, что мы знаем и что считаем нужным и нужным. Это противоречие во всем: и в экономической, и в государственной, и в международной жизни. Как будто мы забыли то, что знаем, и отложили на время то, во что верим, и делаем все с ног на голову в соответствии с требованиями совести и здравого смысла." Следует отметить, что критика толстым основных противоречий жизни (противоречий собственности, власти и войны) и определение путей их разрешения разворачивается как бы в двух плоскостях: социологической и философской. Его часто обвиняют в политической близорукости, нигилизме и анархизме, утопическом социализме, наивном пацифизме и космополитизме и т. д., предлагая варианты радикального переустройства жизни с элементарной моральной точки зрения. Однако часто упускается из виду, что для Льва Николаевича внутреннее усилие сознания, изменение сознания, изменение сознания, то есть внутреннее усилие сознания, являются решающими. духовно-нравственный переворот и последующее изменение социальных структур являются лишь следствием, одной из возможных форм перехода к новому образу жизни. Вот почему реальный интерес Толстого, при всей его социальной критике, сосредоточен на философском и морально-психологическом анализе противоречий жизни.
Основным направлением толстовской философии непротивления был анализ основных противоречий жизни, который выражался в своеобразном” сведении к абсурду " фактов современной действительности, вскрывающем всю ее неестественность, странность, иррациональность и даже безумие насильственных форм жизни. Это привело к новому повороту в толстовской философии непротивления, которая состоит в рассмотрении противоречий жизни в свете соблазнов и суеверий человеческого сознания, как бы примиряя человека с абсурдностью его существования. Толстой ставит перед собой задачу сделать соблазны собственности, власти, семьи и т. д. очевидными, объяснить их природу, наметить пути избавления от них. Именно эта тема, затронутая в трактате “Царство Божие внутри вас”, стала центральной на следующем этапе эволюции Толстовского учения о непротивлении в конце 90-х годов. Результатом работы этого периода, завершившей разработку проблемы непротивления и положившей начало систематизации учения, стал труд “христианское учение " (1897).
“Христианское учение " имеет двоякую цель. С одной стороны, это первая серьезная попытка систематизировать его учение в том виде, как оно развивалось к концу 90-х годов, дать краткий очерк его мировоззрения. С другой стороны, в этой работе толстой стремится исследовать причины, препятствующие проявлению любви и единства людей и постоянно подталкивающие людей к сопротивлению злу силой. Решение проблемы препятствий, препятствующих проявлению любви, продиктовано логикой всей предшествующей эволюции учения. Итак, очерк " о жизни” Лев Николаевич заканчивает обзором блага любви, условий его приобретения и ценностей, которые из него вытекают. В свою очередь, трактат "Царство Божие внутри вас" заканчивается рассмотрением насильственных форм жизни с точки зрения” государственного гипноза", социального внушения, искажающего истину учения, препятствующего нормальному, естественному восприятию человеческой участи. Поэтому вполне естественно, что в своем новом произведении Толстой рассматривает причины, препятствующие приобретению блага любви.
Эти причины, или "препятствия к проявлению любви”, он называет грехами, искушениями и суевериями.
”Христианское учение", особенно в той его части, которая касается методов борьбы с препятствиями, препятствующими проявлению любви, несет на себе отпечаток собственного духовного опыта толстого. В этом смысле перед нами пример законченного и законченного учения, которое в известном смысле подводит итог религиозно-нравственным исканиям Толстого в области философии непротивления.
Уже на первом этапе развития принципа непротивления толстой делает эпизодическую попытку вывести новое понимание жизни за пределы учения Христа. "Чтобы понять учение Христа о спасении жизни, нужно сначала понять, что говорили все пророки, что говорил Соломон, что говорил Будда, что говорили все мудрецы мира о личной жизни человека." Тогда же, то есть в момент открытия евангельской истины непротивления, он записывает в своем дневнике парадоксальную мысль: "без Конфуция и Лао-Цзы Евангелие не будет полным." Одновременно толстой ставит перед собой задачу “составить круг чтения”, включив в него таких мыслителей, как Эпиктет, Марк Аврелий, Лао-Цзы, Будда, Паскаль (запись в “дневнике” от 12 марта 1884 г.). очевидно, что и в этот период Толстой стремится основывать свое учение не столько на Евангелии Христовом, сколько на “Евангелии житейской премудрости”.
Однако реализовать эту идею ему удалось лишь в 1903 году, когда он непосредственно приступил к составлению сборника изречений " мысли мудрых людей. До конца своей жизни он успел создать еще три обширных сборника мудрых мыслей: "Круг чтения: мысли многих писателей об истине, жизни и поведении "(1904-1908); “на каждый день: учение о жизни, изложенное в изречениях” (1906-1910) и “путь жизни” (1910). Не случайно Толстой обратился к жанру” мудрых мыслей". Он считал, что ему удалось найти идеальный язык для изложения и популяризации своего учения, поскольку мудрая мысль-это одновременно и разумное суждение, и эмоциональное побуждение к действию. Поэтому неудивительно, что последнее произведение Толстого написано в форме изречений и мудрых мыслей, то есть на языке, наиболее близко соответствующем духу его учения.
Многолетняя работа над систематизацией и классификацией мудрых мыслей позволила Льву Николаевичу более адекватно оценить степень разработанности проблемы непротивления в мировой религиозно-философской традиции. К концу своей жизни (1908) толстой уже ясно понимал, что идея непротивления в ее чистом, классическом виде была введена в мир учением Христа. То, что говорили по этому поводу древние “языческие” мудрецы, было в лучшем случае предчувствием, предчувствием истины непротивления.
Главная задача, которую пытается решить Толстой в своем труде "закон насилия и закон любви", состоит в том, чтобы доказать, что закон любви не может допускать никаких исключений в виде насилия. "Допущение даже одного исключения из требования исполнения закона любви уничтожает все значение, весь смысл, всю благодетельность закона любви, являющегося основой всякого религиозно-нравственного учения." В конце концов толстой приходит к полной абсолютизации основного принципа своего учения, рассматривая его как естественный и вечный закон человеческой жизни. "Исполнение в наше время Высшего закона любви, исключающего насилие, так же неизбежно для нас, как закон полета, строительства гнезда, закон поедания растений для травоядных и мяса для плотоядных животных неизбежен для птиц, и любое отклонение от этого закона для нас гибельно."
III. Принцип недеяния
Принцип недеяния тесно связан с позицией непротивления. По Толстому, только тот, кто не имеет зла в себе и не способен творить зло другим, не может противостоять злу. Неудивительно, что недеяние становится одним из ключевых понятий философии непротивления: для того чтобы реакция непротивления стала естественным выражением чувств, человек должен последовательно формировать соответствующее духовное отношение.
Лев Николаевич рассматривает принцип недеяния в системе своего религиозно-нравственного учения как этическое понятие. Вообще недеяние в Толстовском понимании имеет отрицательные и положительные акценты. Принцип недеяния в его понимании-это две взаимосвязанные характеристики. С одной стороны, недеяние понимается как отвержение зла, греха. "Главное усилие, которое человек должен приложить над собой для хорошей жизни,-это не делать того, чего он не должен делать". В этом смысле недеяние означает неустанное делание добра. Прежде чем начать творить добро, нужно научиться воздерживаться от зла.
Таким образом, принцип недеяния содержит в себе не только пассивный элемент отказа, но и конструктивное начало делания добра.
Недеяние как отказ от зла является оправданием морального выбора, рациональной мотивацией свободы принятия соответствующей духовно - нравственной системы ценностей.
Недеяние как делание добра характеризуется следующими понятиями.
Воздержание. Оно понимается Толстым как такое поведение, которое позволяет “поставить ум выше склонностей - в этом смысл воздержания”, “это не добродетель, а великое дело добродетели”. "Воздержание,- подчеркивает Лев Николаевич, - не означает подавления власти, не означает приостановления в добре, в проявлении любви или веры, напротив, такое проявление духовной силы, которое мешает делать то, что человек считает дурным." Таким образом, воздержание-это первый шаг к добру. Воздержание имеет следующие характеристики: 1) Воздержание от телесных страстей; 2) воздержание от мыслей: воздержание от злых мыслей и ненужных слов; 3) от безнравственной (греховной) деятельности.То есть воздержание требует от человека отказа выражать зло не только в поведенческом, активном аспекте, но и на уровне мотивации. Воздержание само по себе является одним из основных условий свободы. "Если вы хотите быть свободными, приучите себя воздерживаться от своих желаний."
Усилие не делать. По Толстому, она имеет отрицательный и положительный смысл.
Отрицательное усилие бездействия он видит прежде всего в освобождении от внешней причинно-следственной зависимости. "Для того, чтобы наступило царство Божие, людям нашего времени нужно только одно: нравственное усилие... Это усилие не есть усилие двигаться, усилие открыть новое мировоззрение, новые мысли, совершенно особые новые действия. Усилие, необходимое для того, чтобы войти в Царство Божье или в новую форму жизни, - это отрицательное усилие, усилие не следовать потоку, усилие делать то, что не согласуется с внутренним сознанием." Отрицательное усилие недеяния является основой для положительных усилий сознания, которые непосредственно проявляются в борьбе с грехами, искушениями и суевериями.
Позитивные усилия-это " мыслительные усилия”, которые включают следующие стадии: внушение, рост и воля.
Внушение формирует мотивационные установки сознания. Вот почему Толстой считает внушение необходимым условием общественной жизни, требующим от человека осторожности в его " сознательном употреблении”, потому что “большинство ложных и вредных мнений распространяется и поддерживается внушением”, а человек “склонен усваивать те взгляды и мысли, которые разделяют живущие с ним люди”." Будучи важным фактором мотивации поступков, внушение может приводить к нравственно положительным и отрицательным результатам, а это значит, что " поступки, совершаемые по внушению, могут быть добрыми и злыми”." Аморальные поступки чаще всего совершаются путем подражания “внешнему влиянию других”, основанному на суеверии, лжеучении и т. д. Отрицательное внушение ведет к заблуждению разума, отклонению от истины. Лев Николаевич считает, что отрицательное внушение вменяется людям, психологически склонным к подражанию, не имеющим самостоятельной позиции. В известном смысле такое положение вещей трагично, потому что человек отдает в собственность самое дорогое, что у него есть: свой ум, способность самостоятельно мыслить. "Тот, кто не мыслит самостоятельно, находится под влиянием другого, который мыслит за него. Отдать свою мысль как собственность кому - то-это более унизительное рабство, чем отдать свое тело как собственность кому-то другому." С другой стороны, Толстой более сдержан в оценке действий людей, склонных к внушению, в тех случаях, когда они ошибаются. Таким образом, он подчеркивает опасность, которая возникает, если человек теряет независимость и свободу. При этом он подчеркивает, что именно эти обстоятельства "вынуждают нравственного человека быть вдвойне строгим к словам и поступкам, которые могут повлиять на других."
Лев Николаевич дает систему средств, помогающих преодолеть такие состояния сознания и сформировать позитивные усилия. Он считает, что человек, живущий в обществе, не может не зависеть от этого общества. Поэтому человек, как член общества, должен: а) не подчиняться бессознательно общественному влиянию в нравственной деятельности; б) доверять собственному разуму, основанному на собственном мнении ("быть готовым воспринимать мысли и убеждения других, но твердо придерживаться священного права на собственное суждение, воспринимать мотивы других, но действовать по требованию своей души"; действовать с другими, но следовать своей совести: уметь сочетать уважение к чужому мнению и самоопределение"; в) определять мотивацию своего поступка, исходя из на моральном примере: "нет ничего более заразного, чем пример. Она заставляет нас делать то, что мы никогда бы не сделали без примера. И потому общение с развратными, чувственными и жестокими людьми разрушает душу. И наоборот"; Г) понять, что моральное внушение и усилие тесно взаимосвязаны: "благотворное внутреннее следствие всегда сопровождает усилие.")
Ключевым понятием и основным средством борьбы здесь является "усилие сознания". "Для того, чтобы открыть свою душу самому себе, человеку нужно приложить усилия сознания, и потому в этих усилиях сознания заключается главное дело жизни человека. Только усилиями сознания человек может освободиться от грехов, искушений и суеверий, лишающих его добра."
Духовный рост-это упорный труд, который способствует нравственному росту личности, ее самосовершенствованию. Толстой, утверждая первичность деятельности в настоящем, связывает исходное положение усилия сознания с недеянием. В первом случае он говорит о” сотворении добра " в настоящем, во втором-о свободе воздерживаться от зла. В то же время Лев Николаевич считает, что "усилие необходимо для делания добра, но еще более необходимо для воздержания от зла."
Воля есть возможность избавиться от грехов, искушений и суеверий "телесными усилиями”, это может быть достигнуто только усилиями мысли:" все великие перемены в жизни человека и всего человечества совершаются в мысли”. Для того чтобы произошла перемена в чувствах и поступках, полагает Толстой, прежде всего должна произойти перемена в мышлении. Для того чтобы ментальное изменение произошло, необходимо усилие. Таким образом, усилие в его положительном значении-одна из важнейших категорий религиозно - нравственного учения Толстого.
Анализ религиозно-нравственных произведений Толстого позволяет выделить следующую структуру понятия “усилие” в его отрицательном и положительном значениях: а) усилие воздерживаться от зла; б) усилие творить добро.
Попытка воздержаться от зла. Ментальное изменение возможно только тогда, когда человек делает усилие изменить прежние привычные представления о жизни. Эти мысли необходимы для того, чтобы контролировать направление своих мыслей к нравственному принципу, тем самым воздерживаясь от зла. "Работайте над очищением мысли, если у вас нет других мыслей, то не будет и дурного поступка." "Точно так же мы не можем помешать плохим мыслям проходить через наши головы, но у нас есть сила, чтобы помешать им построить там гнездо, чтобы вылупиться и принести злые дела."
Усилия мысли характеризуются вниманием к выполнению действий: "будьте внимательны к тому, что вы делаете, и не считайте ничего недостойным внимания." Внимание развивает привычку к нравственным мыслям и поступкам. Лев Николаевич считает, что привычка сама по себе “никогда не может быть признана добром, даже привычка делать добрые дела”" привычка к добрым делам всегда связана с усилием, потому что " добро-это только то, что достигается усилием”" тем не менее, необходимо постоянно, строго добросовестно выполнять простые обязанности, привычное выполнение которых должно быть связано с нравственным чувством. Все это “реальное средство самосовершенствования "при" постоянном терпеливом усилии, руководимом мудрым рассуждением”" усилие мысли помогает определить нравственную позицию: "когда определен взгляд на вещи, тогда определено знание; когда приобретено знание, тогда воля будет стремиться к истине; когда желание воли удовлетворено, тогда сердце станет добрым."
Толстой развил понятие усилия сознания в своем трактате “Царство Божие внутри вас”. "Усилие сознания" рассматривается им как целостная духовная установка в борьбе со злом. Объясняя смысл и цель " усилия”, Лев Николаевич прибегает к аналогии из области сна: "мы делаем усилие, чтобы проснуться и по-настоящему проснуться, когда сон становится страшным и у нас уже нет сил вынести его. То же самое нужно делать и в жизни, когда становится невыносимо. В такие моменты необходимо усилием сознания пробудиться к новой, высшей, духовной жизни."
Главный вопрос, характеризующий значение сознательного усилия, заключается в том, может ли человек сделать такое усилие, поскольку чаще всего он не может изменить ход событий, поставить сознание под контроль или “управлять” образами сновидения. Главной проблемой в этом отношении является проблема свободы воли как условия практического осуществления усилий сознания. Толстой ставит возможность свободы в зависимость от внутренних причин, которыми человек руководствуется в своих поступках. Человек, который не свободен в своих действиях, всегда чувствует себя свободным в том, что является причиной его действий - в признании или непризнании истины. Таким образом, человек, совершивший под влиянием страсти поступок, противоречащий сознательной истине, остается еще свободным признавать или не признавать его, то есть он может, не признавая истины, считать свой поступок необходимым и оправдывать себя в его совершении, а может, признавая истину, считать свой поступок дурным и осуждать себя в нем.
Таким образом, свобода есть возможность признания или непризнания истины: человек может, признав открывшуюся ему истину и исповедав ее, стать свободным и радостным исполнителем” вечного и бесконечного дела", совершаемого Богом или жизнью мира; или, не признавая этой истины, стать ее рабом и быть “насильственно и мучительно втянутым туда, куда он не хочет идти”. Он дает три вида истин. 1) истины, давно признанные либо самим человеком, либо переданные ему воспитанием и принятые им на веру; следование им стало привычкой, второй натурой человека. 2) второй вид истины-интуитивные " бессознательные предчувствия” вероятных событий и процессов. "Человек, - считает Лев Николаевич, - одинаково несвободен и в том, чтобы не признавать первого, и в том, чтобы признавать второе". 3) истины, которые еще не стали бессознательным мотивом человеческой деятельности, но в то же время " уже открылись ему с такой ясностью, что он не может избежать их и должен неизбежно относиться к ним так или иначе: признавать их или не признавать. Именно в связи с этими истинами проявляется человеческая свобода."
В результате изучения пределов человеческой свободы толстой приходит к выводу, что возможность сознательного усилия коренится в свободе признания и выбора духовных истин. Лев Николаевич подчеркивает, что свобода проявления усилия сознания определяется тем, что духовная, истинная жизнь человека протекает только в настоящем времени. Только “в настоящий момент человек всегда свободен” и “только в настоящий момент проявляется свободная божественная сила жизни”, поэтому" только в настоящий момент человек может сделать усилие, которое принимает Царство Божие как внутри, так и вне нас."
Вывод
Религиозно-нравственное учение Толстого
Целью данной работы было исследование основных положений религиозно-нравственного учения Л.Н. Толстого. Для того чтобы ее достичь нужно было проанализировать метафизическую и этическую составляющую системы Толстого. В первой главе была рассмотрена метафизическая основа учения, разобраны ее основные положения - вера, душа и Бог, следовательно, первая задача была выполнена. Во второй главе мы проанализировали базис, на котором строится толстовская этика - принципы любви, неделания и непротивления, решив тем самым вторую задачу. Таким образом, через последовательное выполнение задач мы достигли цели работы - исследовали основные положения религиозно-нравственного учения Л.Н. Толстого.