19
пункт доказательства единства русской религиозной философии в ее поисках
истинного христианства [9].
Толстой категорически не согласен с мнением церкви о том, что образ
совершенной жизни людей, который дал Христос, есть только «идеал». Как и
Соловьев, он утверждает, что «Царство Бога» на земле должно быть
установлено самими людьми, воспринявшими учение Христа. При этом
писатель указывает на то, что главное в учении Христа ‒ это заповедь о
«непротивлении злу насилием» и поэтому оно несовместимо с иудейским
законом и с иудаизмом как таковым: истинное христианство, по Толстому,
отвергает иудаизм и все его ключевые положения, одним из которых
является идея грехопадения, которая заставляет людей считать земную жизнь
ничтожной и презирать ее. Пытаясь понять, когда и как произошло в истории
искажение учения Христа, Толстой приписывает это искажение апостолу
Павлу и видит его суть в превращении учения о жизни в догматическое
«метафизическое» учение [9].
Толстой очень ясно выражает новаторское понимание Бога как
динамического начала, начала жизни, стремящегося к полноте охвата всей
материи, в которой это начало проявляется: «...Бог, заключенный в человеке,
сначала стремится освободиться тем, чтобы расширить, увеличить то
существо, в котором он находится, потом, усмотрев непреступные пределы
этого существа, стремится освободиться тем, чтобы выйти из этого существа
и обнять собой другие существа» [9].
Наиболее важный мотив, в котором традиционно видят расхождение
Толстого с другими русскими мыслителями, ‒ это «имперсонализм», якобы
присущее мыслителю отрицание значимости человеческой личности,
происходящее из отрицания личностного начала у самого Бога, и, как
следствие, отрицание Толстым личного телесного воскресения и личного
бессмертия. Однако это обвинение искажено - Толстой действительно
отрицал начало личности у Бога, но нужно иметь в виду, что современные
исследователи раннего христианства находят эту тенденцию во многих